Мотивы полета

Мария и Валерий Халины

 «Записки провинциального оператора» - так называется новый документальный фильм известного новосибирского режиссера Марии Халиной, снятый на ГТРК «Новосибирск».

Не всякий зритель, погружаясь в случайный видеоряд экрана, подумает о тех, кто остался за кадром.

Но отрезок времени заполняется восприятием, и зачастую безымянные для нас люди обращаются с нами уверенно и властно, словно невидимые боги.

Организм любого сильного фильма забирает в себя многочисленные души, несметное множество разноцветных внимательных глаз и потом отпускает.

Ощущение от увиденного трансформируется в память поколений и по капельке снова вытекает в реальность. За этим почти необъяснимым чудом стоят и художники, и ремесленники, и настоящие мастера, и их ученики.

Новый фильм Марии Халиной «Записки провинциального оператора» не несет в себе цель показать закулисную возню и киношную кухню. Это фильм о любви к кино, о преданности и убегающей в прошлое ленте, хозяином и героем которой стал оператор, художник, мыслитель Валерий Халин. Его друзья и коллеги говорят, что он, виртуозно владеющий камерой и ситуацией внутри зарождающейся картины, всегда отличался сдержанностью и талантом держать паузу в беседе. А если говорил, то это был короткий, четко выраженный, всем необходимый вывод. Поэтому мудрый и спокойный философский монолог человека по природе немногословного - это непросто звуковой фон фильма, а настоящее откровение. Мне кажется, искренность в наше время может позволить себе далеко не каждый - это дерзость и роскошь одновременно. О неумолимой смене времен Халин говорит: «Это нормальный процесс. Просто когда в нем участвуешь, конечно, жутковато, что твои ценности стали не модны, что ли. В этом драма есть, а трагедии нет».

В сентиментальности, которой пронизан фильм, есть продолжение сложившихся традиций, но нет ни тени слащавости. Уходящая, а может, и неизбывная молодость, конечно, дружит с ностальгией, но лишена пафоса из серии «Да, были люди в наше время...» Странное ощущение остается от красок, которые использовали авторы фильма. Вроде бы он цветной, иногда и явно яркий, а вспомнишь - кажется, что тонированный, как хроника, как раньше времени пожелтевшая и уже только поэтому дорогая фотография. Каждый кадр пронизан поэзией, каким-то потерянным символизмом.

А художник - он может вести себя произвольно, летать с камерой, когда ему свободно, и отпускать ее как птицу в специально приготовленное небо в часы депрессий. Так или иначе его взгляд достигает цели, а рецепт этого достижения никто не знает.

Эти «Записки провинциального оператора» устроены как-то так, что при желании можно даже увидеть сюжет и пересказать его как «такую сказку». Правда, это было бы совсем нелепо, лучше еще раз посмотреть. Посмотреть и задуматься, как это можно связать и соединить: близкое и недоступное, мелкое и великое, экспрессию тайны и ритуальную народную мысль, мудрость состоявшегося человека и простодушное, по-детски тревожное восприятие мира... Может быть, по счастливой случайности творческому союзу Халиных снова удалось все это склеить, скрепить и показать, и пусть это повторится не один раз. Я не умею особенно петь дифирамбы, но радостно еще и то, что эта работа лишена как продажной конъюнктурности, так и надрывной мрачности, которыми часто отличаются документальные фильмы. Но и документальный ли это фильм? Не знаю...

Зато точно знаю, что увиденное не оттолкнет, не напугает, не вызовет раздражение, непонимание, а замечательные художники еще раз утвердятся с нашей и Божьей помощью в этом звании, как свидетели жизни мысли и неумолимой красоты воспоминаний. Воспоминаний, в которых каждая деталь наполнена смыслом, а эпизод и вечность равны друг другу.

Премьера состоится на канале НТН-4 10 февраля.

Сорок весен вместе

Мария и Валерий Халины

 Всегда приятно узнавать, что, кроме тусовочных вечеринок и светских презентаций, в нашем городе происходят события, безусловно, знаменательные.

Так, второго марта исполнилось 40 лет замечательному творческому и семейному союзу Халиных.

Само присутствие Марии и Валерия в телевизионном и кинодокументальном мире Новосибирска привносит в него неповторимость атмосферы движения и любви.

Они увидели друг друга на съемочной площадке, когда ей было 17, а ему 19. В богеме, где всегда царят экспрессия и непостоянство отношений, о них ходили легенды - настолько гармоничной и неразлучной была эта пара. Через некоторое время, после двух лет «хождений за ручку», сложилась загадочная семья с мощным творческим потенциалом. Их фильмы всегда отличались и отличаются узнаваемой неповторимой манерой, их отношение друг к другу поражает стойкостью и глубиной непридуманных чувств.

Мария Халина: Я всегда старалась снимать фильмы так, как будто это делаю в последний раз

 Сегодня у известного кинорежиссера Марии Халиной юбилей. День рождения и сорок лет творческой деятельности - двадцать лет она отдала новосибирскому телевидению и еще столько же работала на Западно-Сибирской киностудии. Наш корреспондент встретился с юбиляром как раз в последние сутки перед торжественным вечером.

Ветераны новосибирского телевидения помнят Машу Халину такой

 - Мария Викторовна, поздравляем вас с юбилеем! Много народу пригласили в Дом актера?

- Да я вообще нигде особо не говорила про то, что мне уже столько лет и когда будем праздновать. Хотя в моем возрасте пора подводить какой-то итог. А оказывается, разговор об этом уже давно в городе идет. Кого ни позову, все говорят: «Знаем, знаем уже! Обязательно придем!» Я теперь с ужасом думаю о том, сколько народа мне ждать. Ведь мы рассчитывали только человек на 60, а уже сейчас за сотню перевалило. И все такие дорогие, никому отказать нельзя. Ну ничего, я думаю, люди не за банкетом ко мне пойдут. Во всяком случае, надеюсь на это. Да и те, при ком я пугалась такого количества народа, говорили мне: «Не переживай, мы с собой все принесем!»

- Что будет в программе?

- Главным в программе вечера будет мой последний фильм, посвященный маме. Надеюсь, что последний только на данный момент. И это, не побоюсь сказать, лучшая моя работа на сегодняшний день. Впрочем, я всегда старалась все делать так, как в последний раз. А вдруг следующего раза и в самом деле не будет?

- Мама приедет на торжество?

- Конечно. Хотя ей уже 85 лет и сейчас она живет на хуторе в Тогучинском районе, где всего три дома.

- У вас разве сибирские корни?

- Я даже и не знаю, какие у меня корни. Бабушка у меня полячка, дед казах, отец украинец. Русские, наверное. Мы жили в Москве довольно долго. Я училась в хореографической школе и даже хотела стать балериной. Но мама закончила Высшую партшколу при ЦК КПСС и там познакомилась с Егором Лигачевым. Вот он и уговорил ее поехать в Сибирь. Так мы оказались в Томске, а затем и в Новосибирске.

- Пришлось пристрастие к балету поменять на любовь к кино...

- Да какое кино! Я к тому времени знала только «Свадьбу с приданым» да «Карнавальную ночь». Хотя балет жаль, я была довольно успешна, меня уже приглашали в ансамбль Игоря Моисеева. Но не сложилось.

- Не было желания вернуться в Москву? Ведь там возможностей все же больше.

- Ну, сначала меня не спрашивали, мне 15 лет всего было, когда меня оттуда увозили. А потом уже и не хотелось. Да и не любим мы с мужем эту суету, эту тусовочную жизнь. Мы Сибирь любим. Хотя людей многих из того, московского периода помню очень хорошо. Я дружила с Леной Евтушенко, а через нее с Беллой Ахмадулиной. Сейчас об этом даже смешно вспоминать. Страшно подумать - 50 лет прошло! И тем не менее недавно продюсером одного из моих фильмов был Алексей Симонов, который тоже оказался знаком с Леной Евтушенко, и он дал мне ее телефон. Я звоню и начинаю эдак издалека: «Здравствуй, Лена. Наверное, ты меня не помнишь, я Маша, с которой...» Тут она меня прерывает и кричит в трубку: «Маша! Да ты что, как можно тебя забыть! Я даже дочку в честь тебя Марией назвала».

- Как вам кажется, телевидение можно считать искусством?

- Сейчас уже нет. Раньше долго велись споры о том, что это - искусство или нет. Тогда же и списки запрещенных произведений были и у литредактора, и музыкального редактора. Но мы все равно выкручивались, находили возможность использовать в спектакле или телефильме стихи Пастернака, Ахматовой, Цветаевой. Мы просто не указывали источники, когда сценарий передачи или спектакля отправляли «на цензуру». И проходило. Зато какая музыка, какие стихи были на том старом телевидении! Один раз, когда меня в очередной раз ругали, Игорь Соснин (был такой известный журналист) очень оригинально похвалил мою работу по Андерсену. «Ночной дилижанс», - сказал он, - это даже бОльшая пропаганда социализма, чем все патриотические выступления и передачи».

А сейчас все можно, все доступно, и посмотрите, во что сейчас превратилось телевидение!

- Политики всегда стремились дружить со знаменитостями и людьми искусства. Многие даже заказывают известным режиссерам фильмы о себе или своем бизнесе. С вами не пытались наладить такие отношения?

- Я бы и рада, да никто не обращается. Наверное, боятся. Справки, видимо, начинают наводить, а им рассказывают про то, какой у меня крутой нрав, да трудный характер, да юмора нет, вот и не решаются звонить. С юмором - это правда - у меня всегда было туго. Я суровая. Но есть сдвиги - к старости начала учиться шутить. А вот снять фильм о политике - это с удовольствием! Вот все говорят, что я знаменитость, что мне грех жаловаться. А мало кто знает, что живу я на две тысячи рублей пенсии. Поэтому и снимаю фильмы для друзей и знакомых. Про их путешествия, про их юбилеи и торжества. Все хвалят, все восхищаются, но новых клиентов что-то не прибавляется. Наверное, не хотят, чтобы такие же прекрасные фильмы были еще у кого-то. Или я произвожу впечатление сильной женщины, которой помощь не нужна, вот заказчиков мне и не подкидывают. Вот на юбилее опять будут хорошие слова говорить да цветы дарить, а лучше бы эту же сумму, только в конверте. А то мэрия выделила десять тысяч для юбилея, а три с половиной тысячи ушли на налоги. Какой уж тут юбилей...

- Но неужели все в стол делаете?

- Конечно, нет. Я почти во всех фестивалях принимаю участие. Впрочем, документальное кино у нас сейчас только на фестивалях и можно увидеть. Хоть там отмечают и призы дают. Я постоянно езжу на «Золотого витязя», бываю на Минском фестивале женской режиссуры и на таком известном, как «Послание к человеку».

Иногда бывают показы в Новосибирске. И, грех жаловаться, всегда полные залы. Да и если бы заполнены были только два ряда, я бы от стыда сгорела и никогда бы больше не снимала.

- Такие личности, как вы, не могут что-то сделать и после этого хотя бы на время расслабиться. Наверняка что-то в планах уже есть?

- Конечно, и даже не в планах, а частично или даже наполовину сделано. Фильм о поэтессе Юлии Пивоваровой «Уходящие объекты» почти готов, юмористический фильм о Сочинском фестивале, да и много еще чего.

А планы были еще и другого масштаба. Очень мне хотелось, чтобы на телевидении можно было сделать передачу о том, как делается кино. Самые элементарные правила, как можно в домашних условиях непрофессионалу сделать семейное видео. Как склеить кадры, как монтировать фильм, как сделать сценарный план и т. д. Ведь с помощью кино можно не только запечатлеть самые значимые события жизни, но и объясниться в любви, например. Но пока везде отказ. Ну хоть всю эту неделю будут показывать 14 моих картин. Такого еще не было. Так что на НТН-4 и на «Культуре», кто меня помнит, могут до конца недели искать в программе мои фильмы. К тому же я 20 лет на телевидении - как меня забудешь?

«О тех, кто курит, пьет и матерится»

назывался один из фильмов фестиваля неигрового кино «Встречи в Сибири-2004»

Фильм самой Марии Халиной «Командировка к маме», тоже показанный в последний день фестиваля, как будто продолжает работу Эйснера. Получилась такая двухсерийная кинолента, где 2-я серия начинается с того момента, на котором закончилась первая — на поездке главной героини в деревню, к маме.

«Командировка к маме» — очень личный рассказ о матери режиссера, женщине с нелегкой судьбой и независимым характером. Седая, загорелая, с ласковыми глазами, она сама управляется по хозяйству — рубит дрова, кладет печь. И больше всего эта 85-летняя женщина (бывший журналист) ценит свою свободу. По словам Марии Викторовны, она была просто обязана сделать этот фильм.

Мария Халина 20 лет отработала на ГТРК и столько же на студии Западно-Сибирской кинохроники. Дважды ее фильмы были призерами международных фестивалей, но, как невесело шутит режиссер Халина, единственное звание, какого ее удостоили, — это инвалид первой группы. Несмотря на многолетнюю болезнь и очень плохое зрение, она продолжает снимать фильмы с помощью своего мужа-оператора.

— Ваши фильмы, по сути, снятые куски жизни, не прикрашенные, не обработанные. Такое впечатление, что грани между искусством и жизнью в них не существует.

— Это кажущееся впечатление. Отбор материала всегда необходим. Если показывать «чистую» жизнь, это будет уже не кино, а газета. Чтобы рассказать о чьей-то жизни в рамках 25-минутного фильма, иногда приходится работать несколько месяцев. Порой в процессе работы отказываешься от внешне эффектных кадров ради, казалось бы, второстепенных, но, как выясняется, куда более важных.

— Трудно сегодня снимать неигровые фильмы?

— Да. Мне отчасти легче, за счет монтажа, который я делаю сама, люблю монтировать. Но съемки, поездки даются нелегко. Я в последнее время делаю кино практически на свои деньги. Это получается только за счет очень жесткой экономии. Мы с мужем уже пять лет отказываем себе во всем — в одежде, обуви.

— Дорого снимать документальное кино?

— Все зависит от материала. Иногда требуется скрупулезная подготовка, съемки скрытой камерой, наблюдения неделями. Все это обходится недешево. А можно приехать на какую-нибудь свадьбу или драку, и фильм почти готов. Тогда расходы минимальные.

— Вы в детстве хотели быть режиссером?

— Мое военное детство было очень бедным. Без книг, без музыки, с больным отцом, который был разведчиком на войне и пришел домой совершенно больным. Ничего светлого, какая-нибудь ромашка, стеколко, найденное на огороде, мне были за счастье. И в этой жутчайшей нищете я почему-то хотела танцевать, играть. Мы, ребятишки, разыгрывали на крыльце примитивнейшие спектакли с жуткими текстами. Много мне давала и природа — река, лес. Все это как-то напитывало.

После 10-летки я сама пришла на телевидение, зашла и обомлела. Космический какой-то зал, лампочки, как звезды где-то в поднебесье. Я сразу полюбила все это навеки. На телевидении у меня было все — дружба, любовь… Мой муж, кстати, впервые увидел нашего сына тоже на экране, в роддоме сняли.

— Кем вы начали работать на телевидении?

— Девочкой на побегушках — помрежкой. Тогда вместо видеоряда мы показывали просто фотографии, переводили их с одной камеры на другую. Искали эти картинки в журналах, книгах. Потом появилось «узкое» кино, видеозапись. Я так усердно помогала режиссеру, пыталась его во всем заменить. А когда мне, наконец, доверили самостоятельную съемку, я уже вытворяла все, что хотела. Двух камер с картинками было мало, и я включала три киноканала одновременно, а однажды выгнала пэтээсные автобусы на полигон за Академгородком, и мы разыграли рассказ сибирского писателя Сапожникова «Башмачки».

Играл в нем популярный ныне Владлен Бирюков. Это был наш первый видеофильм. Потом по пьесе Замиры Ибрагимовой я сделала видеофильм, посвященный сказочным картинам Грицюка. В общем, лезла всегда вперед, кидалась как в омут с головой. Но, к счастью, вокруг было столько единомышленников… Уходя через 20 лет с телевидения, я была уже готовым сценаристом и режиссером.

— Вы никогда не комплексовали по поводу своей совсем не богемной внешности?

— Я была очень интересной девочкой до 18 лет, хорошо танцевала, знала, что нравлюсь, но судьба распорядилась так, что я попала в автокатастрофу. С тех пор у меня нарушился обмен веществ, начала полнеть, появился диабет. И эта некая ущербность наложила отпечаток на всю жизнь. Но кто знает, может, это и к лучшему. Из хорошенькой и всеми любимой, наверное, ничего бы и не вышло, а так я должна была постоянно доказывать, что чего-то стою. Мне вот так было надо, чтобы меня ценили, уважали, выделяли!

— Судя по вашему фильму, вы многое взяли от своей мамы?

— Ну она у меня жутко работоспособная. С мужем отношения не складывались, и она посвятила себя работе. Я, естественно, брала с нее пример. Еще с детского сада носила с собой блокноты, карандаши.

— Вы человек внутренне свободный, как ваше творчество вписывалось в советские реалии?

— Знаете, мы были настолько заражены своей работой, горели ею, что нам этого хватало выше крыши, и все остальные дела были чужды. Бывало, я возмущалась чем-то и хотела написать письмо в защиту очередного диссидента, но муж замечал, что этому либо нужно посвятить всю жизнь, либо вообще не рыпаться. Что ты можешь? Только на кухне поболтать. Нас как-то Бог уберег от всего диссидентского. Мы делали литературно-драматические, детские передачи. На большее и времени не было. Я как-то сделала спектакль про Андерсена, и на планерке прилетевший из Москвы очень партийный деятель, из ЦК, заявил, что наш спектакль больше ратует за советскую власть, чем две-три недели партийных передач.

— У вас не было проблем с партийными идеологами?

— Были иногда. Поставили раз спектакль по Дудинцеву «Новогодняя сказка», а обкомовская комиссия его зарубила. Моя мама, кстати, тоже как-то участвовала в такой комиссии. У нас был список запрещенных поэтов и музыкантов. Но мы выкручивались, в своем поэтическом театре читали стихи Пастернака, Цветаевой без указания авторов.

— На ваш взгляд, какое время сейчас переживает наше документальное кино — расцвета, упадка?

— Это кино сегодня неоднородно. Когда-то режиссеры делали игровые фильмы для своего удовольствия. Сейчас на волне того, что творится в России, начали снимать правду о Чечне, беженцах. Многие делают это искренне, а кое-кто и спекулирует на теме. Снимет такой вот режиссер голодного ребенка и уйдет, не думая о том, что надо бы все свои карманы вывернуть, да накормить пацана.

— А вы сами не хотели бы снять фильм о Чечне, Беслане?

— Конечно, меня волнуют все эти темы. Я лежала в больнице, когда начались события в Беслане. У меня приемник буквально рассыпался, так я все провода держала рукой, боялась пропустить сообщения из Беслана. Но сама я в горячие точки ехать не могу. И не на что, и здоровья нет. И вообще, это не для меня. Я, честно говоря, трусиха.

— Странно, вы кажетесь бесстрашной.

— А что остается делать? Жизнь такая.

— В фильме Эйснера вы говорите, что Мария в переводе значит «горькая», и жизнь значит у нее соответствующая?

— Наверное. Мама хотела назвать меня Элеонорой, может, тогда все по-другому было бы, Элеоноры все такие белые, красивые. Но вернулся с фронта отец и отрезал — будет Машкой.

— Все-таки ваша жизнь удалась?

— Конечно, удалась. Если вспомнить, кем я была… Других ребятишек как-то готовят к жизни, а я-то пришла на телевидение совершенно темной девушкой. И только мое упорство и друзья помогли мне стать тем, чем я стала. Валерий Халин, ставший моим мужем, Юра Малашин, удивительный человек, который всех нас воспитывал.

— В фильме вы говорите, что хотели бы безболезненно умереть, это правда?

— Да этого все хотят, все просят, но не каждому Бог это дает. Когда я начала слепнуть, то просто мечтала о том, как быстрее уйти. Все ведь было. Навлюблялась, наработалась, с внуками наигралась. Что еще нужно? Лежать в койке? Но болезнь отступала, и появлялась какая-то надежда. И потом, я хоть и неверующая, но с большим уважением отношусь к истинной вере. Мне говорили, что самоубийство — большой грех. Но все же я хочу красиво и быстро умереть. И если будет сильно плохо… Пусть Бог меня простит.

— Фильмы больше не хотите снимать?

— Конечно, хочу. Я и сейчас снимаю фильм под рабочим названием «Тамбовский волк». Это о людях, которых считают дураками, потому что на самом деле они святые. И когда такой святой в озверелой толпе пытается воззвать к хорошему, ему говорят: пошел отсюда. И он уходит, совершенно не понимая, что же творится на свете? Вот про это.

Т.Н.Дашкевич - t.dashkevich@tut.by