"Я еще вернусь на Святую Русь..."

7 сентября 2006года около 21.00 в Смоленске умер Николай Шипилов, наш земляк-новосибирец, прекрасный поэт, замечательный мастер прозы, признанный «лучшим рассказчиком» наших дней, один из самых известных и самых талантливых исполнителей авторской песни.
В Смоленск он был доставлен с 18 на 19 августа из Вязьмы, где его сняли с инсультом с поезда, по пути из Новосибирска в Минск. В Новосибирске Николай продвигал издание своей новой книги "Псаломщица".
Он боролся за жизнь в палате реанимации, его ежедневно посещал священник, раз в три дня приезжали из Минска жена с детьми.
За два часа до смерти Николай Шипилов потерял сознание. Он похоронен 10 сентября в деревне Валерьяново под Минском.

Умер Николай Шипилов…Слов, которые соответствовали бы этой потере, нет в современном обиходе.
Блистательный прозаик. Гений русского рассказа. Яркий поэт. Моцартиански одаренный автор и исполнитель песен.
Свободный и счастливый человек почти всегда в несвободных и несчастливых обстоятельствах. Подлинный мученик и страстотерпец на Русской Голгофе.
Больше всего на свете он любил Родину. Вот уж действительно "как женщину он Родину любил".
Это он, Николай Шипилов, героически стоял в обороне Дома Советов в 1993-м...
Это он, сын фронтовика, написал бессмертную песню "Иван, Сергей да Николай - все рядовые".
Это о нем, замученным бездомьем, но до радостных слез любившим Сибирь, сказал писатель Вячеслав Шугаев в Новосибирске много лет назад: "Прочитав рассказы Шипилова, я испытал эстетический шок".
Это он был душою и сердцем нашего поколения, нашей гордостью, нашей любовью.
Это он выбрал свою вторую Родину - Беларусь, полюбив ее, как может любить только Шипиловское сердце.
Это он любил "цветы военно-полевые - усталой Родины цветы".
Он никогда не жаловался, а только горько шутил по поводу своего неустройства.
Это он любил "дураков и дурнушек" и писал о них светлые песни.
Это он (когда никто!) мог защитить друга и женщину, а ничтожеству сказать в лицо, что оно ничтожество.
Это он строил вместе с женой Татьяной Дашкевич церковь под Минском и пел в церковном хоре.
Это все он, Господи! - прими же его в Царствие Небесное, ибо мечтою его была земная счастливая Россия и Россия Небесная.
Прощай, Коля - драгоценный наш друг и любимейший из братьев. Прощай и прости.

От имени друзей писателей и не писателей, Лариса Баранова-Гонченко, секретарь Правления Союза писателей России

---

Сколько помню Николая Шипилова, всегда у него на манер крыла жила за спиной шестиструнная гитара - верная спутница жизни и боевая серафим-подруга...
С того самого дня, когда в 83-м вышли его первые рассказы, сразу же принесшие ему широкую известность и премию журнала "Литературная учеба" как самому яркому дебютанту года, он многое успел сделать: и в литературе, и в любви, и в кино, и как автор замечательных песен, с которыми он, легкий на подъем, объездил почти всю страну. Но только нет в ней такого места, которое тянуло бы его назад с такой силой, как эта небогатая, суровая и нежная часть земли с запахом подвядшего сена, с тополевыми улочками и палисадниками, где когда-то впервые шевельнулось его сердце от материнских песен и куда он теперь шаг за шагом возвращается, держа на плечах коромысло добра и зла и осторожно обходя полевые цветы...
Колина мама, тетя Тася, пела даже по ночам, а жили они после приезда из Южно-Сахалинска большой вольнолюбивой семьей в комнатушке в Карьере Мочище на тихой черемуховой улочке имени композитора Аренского, автора опер, романсов, учебников по гармонии и анализу музыкальных произведений. Музыкальные произведения в Мочище в основном состояли из череды взрывов в разъятой оркестровой яме карьера, где добывали и дробили бутовый камень для строительных нужд, а затем вывозили вагонетками на конной тяге. Лошадушки тут же и паслись недалеко на лугах, и на отдыхе служили в бесплатной кавалерии у местных огольцов типа Шипилова. Вдоволь накатавшись и спешившись, они с риском получить заряд соли в седалища частенько тренировали бойцов ВОХРа, оберегавших аммоналовые склады с примыкавшими к ним самыми сладкими в мире зарослями черемухи.

Вот с этого-то карьера и началась Колина карьера, самостоятельно, без помощи профессора Аренского, быстро освоившего гармонию, баян, семиструнку, кларнет, блиставшего в местной художественной самодеятельности и целыми связками поедавшего запойным чтением произведения из вагончика с книгами при карьерном заводе ЖБИ. К слову сказать, тектоническая основа Мочища, постоянно сотрясаемая и возбуждаемая взрывами, словно разбудила здесь какие-то неведомые дремавшие творческие силы природы и породила массу необычайно талантливых людей, целый взрыв личностей: профессоров, музыкантов, предпринимателей, контрразведчиков, спортсменов, Героев Союза и России, Колиных земляков и ровесников.
А первая публикация состоялась в 1963 году в газете "Молодость Сибири", где были такие слова: "Зарыл я в тени под сараем игрушечный свой пистолет..." Много-много лет спустя, уже после Белого дома и псовой травли критиков, из тех, кто считает, что маловато еще паскудства в нашей литературе, он выдохнет:
"Мой друг - походный
пистолет.
Сестра - саперная
лопатка..."

Но впереди еще была живая и стремительная юность, с большими и прекрасными дружбами, когда никто не отказывал себе в удовольствии рекомендоваться грузчиками, дворниками, сторожами, и стихов было не больше, чем любви, очень строгой, веселой и взыскательной. Зато было много планов, проектов, идей, включая и самые несбыточные.
Все отчаянно экспериментировали со словом, полагая, что Бог дал Слово бесплатно и можно делать с ним что угодно. Но только теперь стало очевидно, что у Бога все настоящие поэты на учете и, стало быть, нельзя писать хуже, чем ты можешь... Эта живая ячейка товарищества, этот молодой новосибирский литературный кооператив зарождался на любви и бедности, ибо того и другого в те времена было с избытком. Мы много писали, но никогда не говорили друг другу: "Я - поэт", поскольку сказать так было так же стыдно, как "Я - красавец". Может, поэтому никто особенно и не стремился печататься, а совсем не потому, что "дышала ночь восторгом Самиздата", и совсем не потому, что стихи не подходили по резьбе к журналам и издательствам...
Он стал первым лауреатом престижнейшей Шукшинской премии, литературной премии "Традиция", Государственной премии России в области литературы, призером множества фестивалей и конкурсов авторской песни, в историю которой его имя вписано золотыми буквами. Романс "Никого не пощадила эта осень" ("После бала") стал одним из лучших образов современной лирики и в исполнении Дмитрия Маликова удостоен высших наград Всероссийского конкурса песни. Его щемящая фронтовая "Пехота" для многих остается светлым песенным обелиском русским пехотинцам.

Да он и сам по натуре своей пехотинец, обошедший с неразлучной шестизарядной гитарой множество городов и сел России. Его песни звучали в крупных концертных залах и библиотеках, в деревенских клубах и на подмостках тюремных "ДК", под буровыми вышками нефтяников и в зале ЦДЛ, в лесопарках, на палубе наших военных кораблей в Баренцевом море и французских в Гавре.
Анатолий Долгих, заслуженный тренер Союза, бывший в составе нашей делегации в Англии в 1973 году, до сих пор всплескивает руками, вспоминая, с каким восторгом приняли в лондонском "Бутолз-Клубе" одну из ранних шипиловских песен "Шикотан".
...Рыба в море ходит, рыба в
сети хочет,
А за ней идет по пятам
капитан.
Говорит: "Лови, держись!"
А - ему: "Копейка жизнь!"
Ну, давай взорвем Шикотан!..
Тут англичане округлили глаза, и им долго пришлось объяснять, что Шипилов собирается взорвать Шикотан не в пику японским милитаристам, а оттого, что уж больно там тяжелая и маятная жизнь, хотя в переводе с языка айни, живущих на острове, Шикотан означает "лучшая земля".
Знакомый геофизик рассказывал, что чуть не упал с лошади, когда в одном небольшом городишке на краю бразильской сельвы, куда он приехал по контракту, вдруг услышал Колину запись... Оказалось, что ей умягчила сердца семья эмигрантов из Владивостока, попавшая перед своим отъездом на концерт сеньора Шипилова.
...Ты вернешься?
Я вернусь. Белым снегом
обернусь...
Лично я знаю одного чудака, нашего, новосибирского разлива, который изготавливает маленькие бюстики Николая Александровича, полагая, что вот-вот они пойдут нарасхват, и он сможет перейти на более монументальные формы, чтобы рассадить и расставить их в тех местах, где Шипилов жил, боролся и трудился.

Однажды в радиобеседе с писателем и редактором журнала "Сибирская горница" Михаилом Щукиным Николай сказал, что у него до сих пор стоит перед глазами яростная лавина людей, прорывавшихся к Белому дому, словно толпа эмигрантов, стосковавшихся по своей Родине, которая вся сосредоточилась в малом клочке земли возле здания, в котором тогда размещалась Госдума, и они прорывались к этой малой несдавшейся Родине и готовы были умереть за нее, а многие и в самом деле заплатили за этот порыв, за этот глоток свободы жизнью...
"...И в этом, - говорил Николай, - огромная разница между этой и той "войной", когда мы поодиночке завоевывали, штурмовали Москву, кто со скрипкой, кто с мольбертом, а кто, как и я, с гитарой да рассказами. Мы были тоже "эмигрантами", внутренними, но (и это очень важно!) без обиды на Родину. И второе, что стоит перед глазами, лица людей: безмерно усталые, но просветленные. Они, как одно лицо, состоящее из сотен и сотен. Вот баянист с фронтовой "Катюшей", с "Золотой Москвой", девчата забинтованные, казаки, священники, раненые, ребята молодые, еще безусые, добровольцы из разных городов..."
...Защищали не «бугров»,
а российский отчий кров,
За распятую Россию
проливали свою кровь,
Мы с Петровым да Поповым,
да с парнишкой чернобровым
После осени Днестровой здесь
глотали дым костров...
Этот шипиловский реквием, в котором "Петров, Попов и мальчишка чернобровый... с голыми руками идут на свинцовый интерес", словно перекликается с другой знаменитой песней Николая "Иван, Сергей да Николай":
...А на пулеметы неохота им
была,
Но все равно лавиной ярость
львиная пошла,
Вот она лавиною невинная
пошла
И во чистом поле подчистую
полегла...
У него вообще много светлых образов: и в стихах, и в романах, и в романсах, и в песнях, они как бы передают эстафету друг другу, объединяются на благое, создавая огромную вольнолюбивую зону, знаменитую шипиловскую "территорию": "Это наша территория, а далее - врага...". Может, поэтому он и был у Белого дома. Как гражданин, как художник, как мужчина. Это поступок. Красоту надо не только беречь, но и защищать. Вообще же, красота - это Отечество, с людьми, с лесом, с полем, с Богом. И какое это счастье жить именно здесь, на этой милой земле, а не в Нью-Йорке или в Ганновере, и если сердце упадет в печаль, мы на этой материнской земле всегда найдем место, чтобы постоять в зарослях шипиловской черемухи, чувствуя, как ветер гонит теплые пьянящие волны воздуха, от которого все существо готово смеяться и страдать...

(из очерка Александра Денисенко "Птица Божия - Коля Шипилов")