Сергей  ХОМУТОВ

 ПАМЯТИ  НИКОЛАЯ ШИПИЛОВА

Всё мрачнее утраты мои,-
Обрываются в землю друзья,
Им теперь не звенят соловьи
И стрекозы над гладью ручья.
На кладбищенской серой земле –
Всё роднее трава и цветы,
Всё труднее, мучительней мне
Воскрешать дорогие черты.

Вот и твой надломился полет,
И споткнулся небесный твой конь,
И рассыпались венчики нот,
Вдоль дороги побед и погонь.
Эта осень и впрямь пощадить
Не хотела ни нас, ни тебя,
И её невозможно судить,
Никакой не поможет судья. 

Трудно петь о сентябрьской красе,
И до крови сердца бередить,
Только листья окрестные все
Прилетели тебя проводить.
Отметая больную печаль,
Что жестокое дело вершит,
Открывая глубокую даль,
Где сиреневый воздух дрожит…

            * * *

              Юных надежд моих конь…
                          Николай Шипилов

Умер друг у меня, даже больше, наверно, чем друг,
Жизнь замкнулась в тяжелый, но всё-таки солнечный круг.
Так бывает нечасто, - что свет невозможный во тьме,
И никак не уместится мысль роковая в уме.
Нас Москва породнила – прибежище блудных детей,
Где порою встречаешь ещё настоящих людей.
В общежитии тесном, пропахшем  бездомной тоской,
Он дарил нам особый, какой-то безмерный покой.
Он за музыкой шел, как за поводырем по земле,
Хоть и не был слепым, но плутал не однажды во мгле.
Эта вечная доля всех русских поэтов роднит,
Если всласть не истерзан, считай, что ещё не пиит,
Если доли своей не испил и души не сорвал,
Значит, вовсе не жил, а тихонько в норе почивал.
Умер друг у меня, точно лопнуло разом семь струн,
У гитары, с которой он был удивительно юн.
Посредине России, среди незнакомых полян
Потянула «старуха»  рукою костлявой стоп-кран.
Содрогнулся вагон, и качнулись над ним небеса,
И опала, как слёзы, с цветов предрассветных роса.
Я бы тоже заплакал, но только уже не могу,
Я стоял не однажды на скорбном речном берегу,
От которого прочь уплывали родные мои,
И осеннюю даль открывали для них соловьи.
Смерть не к сроку свершила слепое свое торжество,
Только песни остались, красивые песни его.
Я полночи не сплю, мне сегодня уже не до сна,
И такая огромная смотрит в окошко луна,
Словно что-то пытается выразить или сказать,
Чтобы выход из горьких раздумий моих указать.
И внезапно привидится в полубреду-полусне,
Что совсем не луна проплывает в ночной вышине,
А, ушедший от горьких земных бесконечных погонь,
Скачет полем небесным его удивительный конь.

     7.09.-26.10.2006        

              Сергей  ХОМУТОВ  

                         ...Н. Шипилову

Мы не истёрлись, не истлели,
Не стали чем-то вроде каши, 
Любители запечатлели 
Небесные улыбки наши.
Нам строки высветлили души,
Нас боги вычислили в высях,
Нас не замыкали кликуши,
В нас голубой родник не высох.
И что нам звёзды нагадали,
И что нам вёсны порадели,
Мы до прозрения впитали,
А после, выдохнув, пропели.
И в этом чудном антураже,
Простите за слова чудные,
Запомнятся походки наши
По-русски чуточку хмельные.

            * * *  

                         Моим поэтическим братьям

Всё реже поводы для пьянок,
Звонки, визиты спозаранок
Моих взлохмаченных друзей,
Всё реже светлые похмелки, 
Перед которыми так мелки 
Все возвышенья новых дней.

Где вы, братания ночные,
Где вы, лобзания хмельные,
До гениальности, вразнос,
Экстазы, яростные фразы,
Окурков целые Парнасы,
Потоки умиленных слез?..

Всё было, и не зря наверно,
Пусть кто-то скажет: "Это скверно
Туманить души и мозги".
Но мы-то знали, мы-то жили,
И кое-что сполна решили,
Так что досье своё сожги.

По золотистому Тверскому,
По Добролюбовскому дому
Прошли вразвалочку, легко...
Была эпоха заводная
И вера в слово неземная,
Жаль, нынче это далеко.

Мои родимые, родные,
Мои хмельные, озорные,
Распахнутые, как строка,
Как я без вас теперь тоскую,
Как в этот скудный час взыскую
И кличу вас издалека.

Стаканчики поистомились,
А крылышки понадломились,
Ржавеет слово в сундуке.
Валерка-брат, Шипилов Коля,
Есть разгуляться где на воле,
На позабытом ветерке.

Мы утренние дети века,
Слегка усталые от бега
По лестницам и тупикам,
Неужто всё порастеряли,
Себя и друга обокрали
На одобренье дуракам?

Я верю в истины земные,
Что зацветут кресты родные
По русским кладбищам живым,
Где оболочки братьев лучших,
А души их - в подлунных кущах
Приветом радуют своим.

Пусть будет лето или осень
И золото берёз и просинь, 
И свет, и милое тепло:
И мы сойдёмся жизнь измерить,
Как хочется... Как надо верить, 
Что наше время не прошло!

            * * *  

Можно было похмелиться, точно дружно помолиться,
И необходимо даже, чтоб душевный холод стих,
Но столичные богини вряд ли помнят наши лица,
Продышало перед ними столько разных и иных.

Сколько слезных и болезных, для России бесполезных
В эти грустные мгновенья, в эти смутные часы,
Молчунов и краснобаев, чуть не всей Москве известных,
За потребною заботой вытирающих усы.

Эти мытари России под великих не косили,
Но страдали неподдельно, и об этом шла молва,
И слова свои крутые на больной душе носили,
Удивительными были эти пьяные слова.

Эх, рассветы и закаты, милые мои ребяты:
Кольки, Вовки да Валерки, Пашки, Петьки - молодцы,
Вы, по-своему, наверно, были хороши да святы,
Вечности недостижимой черепашии гонцы.

Что потом не сотворится, что там ни наговорится,
Век мы прожили неплохо, лучше умников иных,
И столичные богини, может, вспомнят наши лица:
И приёмщицы посуды, и разливщицы пивных.

            * * *  

           Иван, Сергей, да Николай - все рядовые...
           Николай Шипилов

Смуты бредовой достаточно было, -
Что надрывало, душило, губило
В наших столичных деньках;
Только другое запало глубоко
И подымало высоко-высоко
Там - на столичных торгах.

Душу лечила гитара-подружка,
Крепкий стакан да пузатая кружка
С долгим, как вечность, пивком.
Многое в тех откровеньях решалось,
Виделось, что впереди обнажалось, -
И обреталось рывком.

Всё же хватило и сил, и восторга
В толпищах литературного торга,
Где мы являли себя;
И созерцали с прищуром владыки -
В собственных взглядах безмерно велики,-
Мерок иных не терпя.

И допускали до неких пределов,
Что-то по случаю в нас переделав,
Благо, не всё до конца.
И по страницам газет и журналов
Мы восходили до строгих анналов
И обретенья лица.

Не притупить нашу страсть, не развеять,
Хоть расстоянье струной не измерить
Нынче до комнатки той...
По коридорам с Иваном, Сергеем
Да Николаем, пройдя, не скудеем
Верою и добротой.

И никогда нам уже не расстаться
В темном беспамятстве не разверстаться,
Хоть и не дремлет беда;
Знаем, что с ней не дано разминуться,
Только успеть бы в тот миг оглянуться
В чудные эти года.

23.11.2005



В ИЮЛЬСКОМ БОРИСОГЛЕБЕ

                                     Н.Ш.

Этот летний простор не случайно возвышенно светел,
Этот день удивительный, этот пронзительный час...
Нашу память овеет летящий из юности ветер,
И спокойное солнце влюблено побалует нас.

Здесь, в глубинной России, открылось простое местечко,
То ли случаем, то ли по Божьему промыслу нам,
Так присядем в закатном тепле на уютном крылечке,
Чтобы дать отдохнуть хоть немного усталым сердцам.

Возле стен монастырских приходят хорошие чувства,
У Бориса и Глеба - древнейших святых куполов,
О великом единстве и праведной силе искусства,
Порожденного жизнью и связью магических слов.

И влажнеют глаза, и порывы приходят шальные,
И совсем не случайно повсюду такие цветы!..
И слетаются птицы на струны твои проливные
И касается их удивительный след высоты.

20.01.2006


РАНЕНОЕ СЕРДЦЕ

                 Татьяне Дашкевич

У всего в природе - свой исток,
Что пробьется поздно или рано...
Вот и этот плачущий цветок
Мне открылся, в общем-то, нежданно.
Мог и не заметить бы вполне
Посреди окрестного бурьяна,
Если бы о нем не спела мне 
Женщина по имени Татьяна.
Розовое сердце - острием!
Так легко стрела пробила мякоть,
И невольно мне при виде том
Тоже захотелось вдруг поплакать.
И не то что слаб на слёзы я,
Но внезапно столькое припомнил...
Где вы нынче, милые друзья? -
Век над вами приговор исполнил...
Разрывались добрые сердца
От обиды, от жестокой боли,
Грустные взрастали деревца
У могилок ранних в скорбном поле.
Скольких можно было обогреть,
Уберечь простым душевным словом
И не дать до времени сгореть
В мире безответном и суровом.
Не случайно, видимо, и мне 
Стало горько нынче от укора,
В милой захолустной стороне
Возле полусгнившего забора.

30 декабря 2005 


            * * *  

Высшая школа моя, Высочайшая школа -
Наша общага, пивнушки, задворки Москвы,
Благословили отсюда нас, точно с престола,
Те, кто носили сиянье поверх головы.

Здесь постигали мы всё, что никоим ученьем,
Непреходящим сидением не обретешь,
В жарких застольях - с неповторимым значеньем,
В муках рассветных, - сбивая похмелкою дрожь.

Нас привечали, потом подносили стаканы,
Только и мы не робели, а глядя вперед,
Строили явно свои гениальные планы,
В общем крутой подобрался в общаге народ.

Вовка Чурилин один выдавал за десяток,
Бязырев Гошка великую нежность плескал,
Коля Шипилов гитарой творил распорядок,
Он до рассвета из рук её не выпускал.

Девочки наши - волжанки, южанки, москвички -
Милые вестницы наших разгульных деньков;
В звонах дневного трамвая, ночной электрички -
Высшая школа - и в душах родных "стариков".

Пачкою супа да банкою кильки в томате,
Стопкой последней на всех и последним теплом,
Плачем по дому в бездушном ночном автомате,
Ветром холодным за темным осенним углом.

Вот где рождалось щемящее чувство поэта,
То, что не вытравить было ничем, никогда, 
В мартовской слякоти, в плеске столичного лета, -
Возле Останкина в радужной влаге пруда.

Около Герцена, с пушкинским гением рядом
Можно ли было творить свою сущность иной,
И на Тверском, что казался мне сказочным садом,
Или дорогой к Парнасу взлетал предо мной.

Милые были, как сказано точно когда-то,
Радость и воля, и все, что дано молодым.
Высшая школа - коль жизнь моя чем-то богата,
Значит, не зря мы прошли по ступеням твоим.

13 января 2004 года

Журнал "День и ночь", № 7-8 за 2006 г.

       Сергей  ХОМУТОВ. Не стало праздников 
. . .

       ПОСЛЕСЛОВИЕ

              Памяти Н.Рубцова

Переплеты, переплеты,
Полноцветные тома,
Судеб разных повороты
Удивительны весьма.
Млеют в переплетных рамах
Оттиски ушедших лет,
И среди заметных самых –
Твой ухоженный портрет.
Век бездомный осветили –
Покопались там и здесь,
И в продажу запустили,
Благо, спрос пока что есть.
…И была бы доброй доля
С мудрой книгой на столе,
Только где-то новый “Коля”
Бродит в холоде и мгле,
Никому не нужный тоже,
Как в былое время ты,
И трагически похожи
Ваши грустные черты.
И еще цветы и травка
Дороги его душе,
Только новая “удавка”
Приготовлена уже.
. . .