Для любого поэта его внутренняя биография, конечно же, важнее биографии внешней. Смена городов и профессий часто бывает связана с обыкновенной бытовой неустроенностью, неприкаянностью, а иногда и ненужностью творца в данное время в данном месте. Да и когда, в какие времена он был по-настоящему востребован?

Но поэты все равно продолжают творить вопреки эпохе, вытесняющей их на обочину жизни. И судить об этой эпохе будут именно по тому, как она отразилась в слове, какой "памятник нерукотворный" выстроили ей поэты. Было свое оригинальное поэтическое зеркало и у Николая Шипилова, с которым он прошел-проехал по всей России, отразив, запечатлев хорошее и плохое, грустное и веселое - все, что ему выпало видеть и слышать.

Николай ШИПИЛОВ

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ

                    Моей жене Тане Дашкевич

Полно сердиться -
солнышко садится,
Замолкают птицы,
свет лампады желт.
Чтоб слезе пролиться,
Надобно молиться,
Тяжелеют веки, да и век тяжел.

Ночью с шестого -
Рождество Христово,
Отчее слово,
Звон колоколов.
Полноте злиться,
Надобно молиться -
Сердцу теплее от высоких слов.

Имя святое, Имя непростое -
В отблесках заката вязь его видна.
Полноте злиться -
Надобно молиться
О любимых лицах,
О забытых нас.

Ночь наступает.
Тихий снег кружится.
Ангел Господень песнь любви поет.
Полноте злиться...
Таня спать ложится.
Молится - ложится...
Молится - встает...

(1991)

ПОСЛЕ БАЛА

Никого не пощадила эта осень,
Даже солнце не в ту сторону упало.
Вот и листья разъезжаются,
как гости
После бала, после бала, после бала:

Эти двое в темно-красном
Взялись за руки напрасно:
Ветер дунет посильней -
и все пропало!
Этот желтый, одинокий
Всем бросается под ноги -
Ищет счастья после бала,
после бала:

А один, совсем зеленый,
Бурным танцем запаленный,
Не поймет - куда летит,
куда попал он:
И у самой двери рая
Не поймет, что умирает.
Как же можно после бала,
после бала!..

Никого не пощадила эта осень.
Листопад идет, как шторм
в сто тысяч баллов!
И, как раны ножевые,
На асфальте неживые
Пятна пепла после бала,
после бала:

(Середина 70-х)

ХОЛОДНО

(Из цикла песен
об октябре 1993 года)

Дымом отъезжих полей
тянет с укрытой Неглинной...
Клин молодых журавлей
не пролетит над Москвой.
В этот пожар тополей,
В этот огонь тополиный.
Ты, дорогая Полина, приди -
я живой.
В храм поспешать не спеши.
За упокой не пиши,
Это ошибка, Полина, -
кремлевский салют.
Выброшены "калаши"...
Отговорили "маши"...
Ну, а к утру нас, наверное,
кровью зальют...

Вот я лечу над Москвой,
над очумевшей в разгуле...
Над развеселой вдовой,
над подгулявшей женой,
Над почерневшей травой,
над заблудившейся пулей:
Холодно, холодно, холодно всем,
кто со мной.
Только теперь, на бегу
Нас уж никто не обманет.
Будут иные сраженья, иные бои!
Вот и овраги в снегу...
Вот и дороги в тумане...
Холодно, холодно, холодно,
братцы мои...

(1993)

ЗОЛОТАЯ МОЯ

                Тане Дашкевич

Словно старую книгу листая,
Вижу строки и знаю - о ком:
"...Не вернется вчерашняя стая
За подбитым своим вожаком...".
Не вернется вчерашняя стая,
Чтобы в прошлое нас унести.
Золотая моя, золотая!
Потерпи, потерпи - не грусти...

Наша стая не в раз поредела.
Кто подбит, кто в тоске изнемог.
Мы взлетели - нам плевое дело,
А Россия ушла из-под ног.
До Урала уйдем, до Алтая,
Из России гонимые вон!
Золотая моя, золотая!
Потерпи, потерпи... ничего...

Исповедуюсь с именем Бога
Тихим пажитям, теням Москвы.
Каюсь: слов произнесено много,
Но мертвы они - каюсь! - мертвы.
И осенние дни коротая,
Мы с тобой, как былинки сплелись.
Золотая моя, золотая!
Помолись же за нас, помолись!..

И, огладив сухою ладонью
Гриф гитары, шепчу я с трудом:
Мы - великой России одонья,
Промотавшие Бога и дом.
И пожарищ огнем налитая,
Ты на шею мне кинешься: "Ах!"
Золотая моя, золотая,
Видно, наши давно в небесах...

И давно уже лет не считая,
Я надеюсь, что новый, иной,
В одиночный полет улетая,
Повстречается в небе со мной.
Скажет он, что Россия святая
Расцвела после новой войны!
Золотая моя, золотая -
Это сны, это только лишь сны...

(1999)

ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ

                Сыну Федору Шипилову-Дашкевичу

Перечеркнуты косым тополя...
- Ля-ля-ля, - поет мой сын, -
ля-ля-ля...
И ложится чистый снег на поля.
- Ля-ля-ля, - поет мой сын, -
ля-ля-ля...

Наша мама далеко-далеко...
Нам без мамы нелегко, нелегко.
За окном уже остыла земля.
- Ля-ля-ля, - поет мой сын, -
ля-ля-ля...

Он еще не говорун, не в годах...
Только любит рокот струн на ладах.
И с улыбкой молодой короля:
- Ля-ля-ля, - поет мой сын, -
ля-ля-ля...

И печальное, как крик журавля,
Слышу сердцем я в его "Ля-ля-ля".
Но пока еще вдвоем - ля-ля-ля, -
Поздним вечером поем "Ля-ля-ля..."

(2002)

КОСИ, КОСА

Я с покоса - и домой.
Дома - мама, ангел мой.
Дома ходики с кукушкой
Накукуют тыщу лет.
Я бегу - гора крута.
Гимнастерка налита
Алым заревом заката,
Или кровушкой комбата,
Коль пробит бронежилет.
Коси, коса, пока роса.
Роса долой - и мы домой...
А наутро, на заре
Вижу мама на дворе...
Батя смотрит исподлобья,
Словно из-под козырька.
Отчего так скорбен рот?
Отчего кругом народ?
Отчего так воют бабы
У завешенных зеркал?
Коси, коса, пока роса.
Роса долой - и мы домой...
Это, милые, покос.
В низком небе рев стрекоз.
Им, наверно, видно сверху:
Что на фронте - кто в тылах.
Нынче снова при делах
Их таинственный аллах...
Он потери не считает,
И ложится снег, не тает
На мальчишеских телах...
Коси, коса, пока роса.
Роса долой - и мы домой...

(2002)

ДЕВЯТОЕ МАЯ

Шел месяц май -
и я с высоким лбом
Писал пейзаж чернилами в альбом,
Потом я брал чернильный
карандаш -
И танк подбитый вписывал
в пейзаж.

Солдат, что был похожим на отца,
Лежал на поле мая и свинца.
О, если б мне в ту пору
мастихин -
Я б мастихином написал стихи.

Отец остался жив на той войне.
Купил гармонь,
чтоб лучше пелось мне.
Так далеко, казалось мне, война:
А нынче гляну - вижу - вот она:

Спешат, несут Россию на погост.
На нем смешенье из крестов и звезд.
За что дрались?
Таков был дан приказ.
Нас не спросили -
вот и весь мой сказ.

Сейчас пойду, наливочки напьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
Стихи припомню старые свои:
А в пять утра - засвищут соловьи.

(2005)

ЦВЕТЫ

Вот так моя мама цветы рисовала
Химическим грифелем
"Копиручет":
Сначала вела два некрупных овала,
Вела лепестки и играла плечом.
Потом отстранялась
от близкой бумаги,
С магическим прищуром терла
виски.
Отличные маки! А если не маки?
Но если не маки, тогда - васильки.

Когда на печи пригорало всё брашно,
Испуганно мама летела к плите,
И мне было тоже воистину
страшно,
Я детскою тенью за нею летел.
В окне вечерело, и стекла замшели,
Собаки блуждали у наших ворот,
Был счастьем вечерним
Таинственный шелест бумаги
И мамин химический рот.

Вот так моя мама
цветы рисовала,
Каких никогда на земле не бывало,
Какие цветут-расцветают в раю,
Где тихо баюкают маму мою.

(1982)