Фатьянов Алексей история, биографии.

  Родом из Владимирской Руси

  Нынешняя весна начиналась привычно: оттепели сменялись обильными снегопадами, периоды относительного спокойствия - магнитными бурями. Уставшие от предвыборных баталий, войны в Чечне и собственной борьбы за выживание в условиях нескончаемого безденежья, нестабильности и продолжающейся, будь она неладна, инфляции, кажется, людям оставалось радоваться только весеннему теплу да солнцу. Но было в нынешней весне и что-то особенное. С затаенной ностальгической грустью и надеждой все мы - и жители России, и сопредельных с ней государств - бывших союзных республик могучего СССР, ждали 9 мая - дня 55-летия великой Победы над гитлеровской Германией, точно желая из своей исторической памяти получить силы для трудных дней сегодняшних.

  А тут еще, как нельзя кстати пару раз на телеэкране среди этого моря пошлости и безвкусицы, прошла "Весна на Заречной улице" (старый фильм советских времен). Звучала знакомая, берущая за сердце мелодия, и голос незабвенного Рыбникова пообещал, что "пройдут дожди, сойдут снега" и напомнил утомленному еще одной тяжелой зимой народу, что для россиян "улица родная и в непогоду дорога", не хотят они "судьбы иной" и не променяют они эту свою судьбу ни на какую заморскую формулу: у них есть собственная Родина, есть друзья, есть свой завод (потухшие в цехах печи, ей-богу, дело поправимое), а значит, и здесь, на нашей улице, скоро будет праздник. Словом, весна и песня из кинофильма одарили соотечественников надеждой, что все еще поправится в нашей жизни, обязательно поправится...

  Слова этой волнующей до сердечной боли песни написал Алексей Фатьянов - поэт от Бога. "Русской песни запевала и ее мастеровой" - так охарактеризовал его очень строгий в оценках собрат по поэтическому цеху Ярослав Смеляков.

  Родом Алексей Иванович из деревни Малое Петрино, что находится на славной своей многовековой историей, подвигами и песнями Владимирщине - Владимирской Руси. Добрыми делами прославили эту землю ее жители. Вот и мстерско-вязниковские родичи Фатьянова, что называется, "по наследству", на генном уровне передали ему свой талант. Многое он взял и от захватывающей дух природной красоты здешних мест и всей Срединной России (вспомним хотя бы слова из другой его песни - "Клязьма-речка, подскажи словечко!..") Вот где легко и безошибочно угадываются истоки его песенно-поэтического дара.

  ...В конце двадцатых семья Фатьяновых перебирается в Подмосковье. Будущий "русской песни запевала" становится студийцем театральной школы им. А.Д. Попова при Центральном театре Красной Армии. Вскоре вводится в спектакли. А в 1938-1939 годах уже гастролирует с театром по стране (вплоть до Дальнего Востока).

  С 1940 года Фатьянов служит в ансамбле Орловского военного округа. Теперь он дипломированный актер, популярный ведущий концертных программ, самобытный чтец. В эти же годы он начинает много писать, публикует свои первые очерки и стихи в орловской областной "Молодежке", становится ее постоянным корреспондентом.

  Но уже тогда поэт предчувствует приближающуюся опасность войны. В родной для него армейской среде зреет готовность к боям.

  "Не оттого ль,
  Что свеж и сочен воздух,
  Легко нести винтовку?
  Вдалеке
  Кричат о чем-то паровозы
  На непонятном резком языке.
  В грязи тягучей вязнут, тонут ноги,
  Но мы идем, идем - и сон забыт...
  ...Винтовки взяв впотьмах из пирамид,
  В любую ночь мы выйдем по тревоге".

  "Дальше мы не отступим, дальше - сердце России!"

  В июне 1941 года при передислокации частей ансамбль оказывается в авиагарнизоне под Брянском. Здесь его и застала война. Уже первые дни определили ратное место рядового Фатьянова. Помимо двух-трех ежедневных выступлений перед бойцами ему приходится писать злободневные, " с листа", сатирические частушки и сценки, поэмы и песни. Фатьянов неоднократно обращается к командованию с просьбой отпустить его на фронт. Но во всех просьбах ему было отказано. Впрочем, и отпускать-то по большому счету было некуда: ансамбль и без того являлся фронтовым, "бытовые условия" те же, что и у пехоты:

  "...Свищут в поле просторном
  Пули над головами.
  Как становится тихо
  У переднего края,
  Вдоль окопов гвоздика
  Лепестки расправляет.
  Что ты брови насупил,
  Боль души пересилив?
  Дальше мы не отступим,
  Дальше - сердце России".

  Первое ранение настигает Фатьянова при прорыве ансамбля из вражеского кольца: "Мы в этот день в сердцах благословили одно-единственное слово - "месть", - напишет он позже.

  Окружение, бесчисленные выступления на передовой (в том числе и в прославленной Панфиловской дивизии), требующие немалого мужества и суровой солдатской стойкости, да и мучительная горечь поражений первого года войны по всем законам человеческой природы вроде бы должны были ввергнуть Фатьянова в тяжкую усталость, или, говоря по-нынешнему, в депрессию. Но вопреки всему с поэтом происходит то, что можно назвать "теркинским эффектом". Из-под его пера выходят искрометные строки. Оказывается, "на солнечной поляночке" нет горшего горя, чем то, как "черноглазая свела с ума". Следом рождаются лихие строевые куплеты "Ничего не говорила":

  "...Посмотрела - как будто рублем подарила,
  Посмотрела - как будто огнем обожгла.
  ...Даль сегодня прояснилась.
  Ночь хорошие звезды зажгла.
  Первой роте сегодня ты ночью приснилась,
  А четвертая рота - заснуть не могла".

  Вслушаешься еще разок в эти фронтовые строки Фатьянова и не головой даже, а сердцем поймешь, почему именно его песни зазвучали по всем фронтам. Все в них ясно и понятно: что надо защищать, за кого сражаться и с каким настроем идти в бой. Да и вообще после его песен кажется, что русские выигрывают войны только тогда, когда защищают свое и своих. И уж тут они побеждают всех и всегда.

  Когда два сердца бьются в унисон

  Со многими композиторами довелось работать Алексею Фатьянову. Но ни с кем он не написал столько бесценных для русского человека песен, как с Василием Соловьевым-Седым. Вот лишь некоторые из них: "Давно мы дома не были", "Где ж ты, мой сад?", "Потому что мы пилоты", "Золотые огоньки", "Где же вы теперь, друзья-однополчане?", "Поет гармонь над Вологдой", "Дорога-дорога"...

  А впервые с текстами будущих песен Алексей Фатьянов подошел к 35-летнему композитору еще в парке Тополя города Чкаловска (ныне Оренбурга). Вот с той поры и началось продолжавшееся всю оставшуюся жизнь их поистине промыслительное сотрудничество.

  Что ни песня, выходящая из-под их совместного поэтическо-музыкального пера, то событие. Например, музыкальным символом Ленинграда (ныне Санкт-Петербурга), родного города Соловьева-Седого, и даже его радиопозывным стала написанная ими песня 1945 года "Наш город".

  "Весь израненный, в снежном инее,
  Гордо высился печальный город мой..."

  И тут же, вопреки незалеченным блокадным ранам:

  "Славы города, где сражались мы,
  Никому и ни за что ты не отдашь.
  Вместе с солнышком пробуждается
  Наша гордость,
  Наша слава - город наш.
  Над Россиею -
  Небо синее.
  Небо синее
  Над Невой.
  В целом мире нет,
  Нет красивее
  Ленинграда моего".

  А в самый разгар войны, тремя годами раньше, в 1942-м, в том же содружестве рождается одна из самых "главных" и популярных, как на фронте, так и в тылу, песен Великой Отечественной войны - "Соловьи".

  До сих пор часто навещает Вязники первый исполнитель "Соловьев" Олег Сергеевич Чепель. Правда, волею судьбы, живет он теперь в ближнем зарубежье, на Украине, а значит, добираться ему из Донбасса на ежегодный Фатьяновский праздник (о нем несколько позже) накладно. Но, видно, так дороги ему всеобщая любовь и признательность, которую обретает старый артист на "Солнечной поляночке" в России, что каждый раз целый год, порой отказывая себе в самом необходимом, он копит деньги, чтобы попасть на Фатьяновский праздник.

  Для меня же "Соловьи" родились как бы заново совсем недавно. В концертном зале "Россия" шел творческий вечер прекрасной русской певицы Татьяны Петровой. Юбилярша была чудо как хороша - Царевна-лебедь, да и только! - и, что называется, "в форме". Сменялись именитые хоры и оркестры, не по-февральски охапками громоздились букеты. А нарядный зал захлестывали овации. И все же какая-то нездоровая чопорность "крутого" с неких пор зала мешала сосредоточиться на главном. Хрупкая певица совсем растворилась в "юпитерах", репродукторы оглушали. До нотки, до слова знакомые песни проскальзывали мимо слуха. И когда были объявлены фатьяновские "Соловьи", признаюсь, я уже не ждала ничего для себя утешительного. По тому, как осторожно, в пол-оборота, певица перекрестилась, стало ясно: первое исполнение. Сбоку по краю сцены аккуратным строем вытянулась женская группа хора, кажется, войск ПВО, - все в скромных армейских гимнастерках, сапогах.

  Начиналась песня как колыбельная, но уже к словам "поют шальные соловьи" тревога за порушенный сон измотанных-израненных бойцов, сыновей, братьев - захлебнулась в бабьем плаче о сохранении не покоя - самой жизни воина. Плач сменился заклинанием: в родном краю, в родном дому солдата ждут. Судьбу не переиграешь, уж так назначено: "уйти, недолюбив, от наших жен, от наших нив", и все же хор молил об оттяжке неизбежных утрат:

  "Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
  Пусть ребята немного поспят,
  Немного пусть поспят..."

  Зал взорвался аплодисментами не сразу. Пронзительная боль за всех российских ратоборцев, и отслуживших свое, и нынешних, и будущих, не давала продохнуть. Мои соседи тоже плакали. Думаю, не одна я прониклась в эти мгновения материнской жалостью не к своему лишь кровному чаду, а ко всему отечественному воинству, и это уже не уйдет никуда. Спасибо, Танечка! Спасибо, дорогие хористки!

  На фатьяновском празднике этим летом Т. Петрова "Соловьев" не спела. Недавно призналась: "Сходу не исполнишь. Нужен особый настрой". Ну да, Бог даст, еще споет, еще услышим.

  "Васи Теркина родня"

  Уже в годы военного лихолетья в песнях Фатьянова все отчетливее стала проявляться их сугубо народная, почти былинная суть:

  "В чистом поле пули свищут.
  Птицы боле не поют.
  В чистом поле пули ищут
  Буйну голову мою".

  А вот пронзительные, родственные бабьему плачу строки "Песни полонянок":

  "Гнется тонкая осина,
  Тянет к небу веточки.
  Разлучили мать и сына.
  Сына с малой деточкой.
  Вороги-разлучники
  Деточку зарезали,
  Нам сковали рученьки
  Кольцами железными.
  Только им за все ответят
  Люди русской кровушки..."

  Это писалось в 1943 году. Но как же меняется душевный настрой Фатьянова в 1945-м! В стихах "Эшелон идет домой" звучит бесшабашная удаль солдата-победителя, а за его соленой шуткой и дорожным трепом - плохо скрываемое волнение и нежность к близкому, теперь уже очень близкому, дому:

  "...Все в порядке. Не забуду.
  В котелке густой чаек.
  Знаменитая посуда -
  Наш солдатский котелок.
  В нем захочешь - щей наваришь
  Иль ушицы - был бы лещ.
  Котелок - всегда товарищ,
  Котелочек - это вещь!
  Но об этом что! Довольно.
  О другом поговорим...
  Расставаться нам не больно
  С этим городом чужим.
  Не висит здесь над рябиной
  Зорьки шелковой платок,
  Ни с каким таким Берлином
  Не сравню свой городок.
  Где цветут густые вишни,
  Пахнет мятой по утрам...
  Эх, за это бы нелишне
  Выпить добрые сто грамм!.."

  Как-то обычно желчный в те годы Иван Алексеевич Бунин, впервые прочитав "Василия Теркина" Александра Твардовского, не в силах сдержать своих эмоций, восхитился: "Это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный солдатский язык - ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова!" А я подумала, как жаль, что Ивану Алексеевичу не довелось послушать фатьяновских песен и стихов. Ведь у читающей публики России родство талантов Фатьянова и Твардовского ни для кого не было тайной, да и по жизни они являлись друзьями-приятелями. Буквально трудно припомнить день, если оба оказывались в Москве, когда бы они ни встречались. Александр Трифонович прямо дня не мог прожить без общения с Фатьяновым. Вспоминая те дни, Галина Николаевна Калашникова-Фатьянова рассказывает: "Если в восемь утра раздастся звонок в дверь, мы уже знали - это или молочница пришла, или Александр Трифонович".

  Кстати, Твардовский, с поэтической славой которого в те годы вряд ли кто мог соперничать в нашей стране, оказывается, втайне завидовал Фатьянову и как-то, будучи слегка навеселе, даже посетовал, дескать, тебе, Алеша, хорошо - тебя всегда будут петь, а меня, мол, кто будет после смерти читать, позабудут. Не знаю, по этой ли причине или какой другой, но, будучи близким другом Фатьянова, Александр Трифонович за все долгие годы своего авторитетного редакторства в "Новом мире" так и не напечатал на его страницах ни одной строчки Алексея Ивановича. И тот, не произнося ни слова укора самому Твардовскому, оставаясь наедине, отчаянно, до слез переживал такую вопиющую несправедливость со стороны друга.

  Впрочем, Фатьянов, простодушно забыв свои обиды, еще не раз подтвердит свое с Твардовским родство. Вплоть до прямого свидетельства, как, например, в поэме "Иван Бровкин" (1957 г.):

  "Это я, ваш Ваня Бровкин,
  Васи Теркина родня!.."

  В судьбе и творчестве Алексея Ивановича Фатьянова, как в капле воды, отразилась вся жизнь нашей страны со всеми ее перипетиями и сложностями, радостями и горестями. Уже будучи известным композитором, по злому навету он даже признан был "врагом народа" и искупал свою "вину" кровью, воюя в штрафбате. Это случилось уже на изломе войны, когда поэт-песенник работал в Краснознаменном ансамбле песни и пляски имени Александрова. Итак, несправедливо оклеветанный, он, желая доказать свою невиновность, рвется на фронт, добивается своего и, участвуя в составе штрафбата в тяжелых, кровопролитных боях за древнюю столицу Венгрии Секешефехервар, был ранен и оправдан. Война закончилась. От фашизма освобождены не только Родина, но и вся Европа. Миру дарован мир. Мир и новые песни.

  Если судить по его творчеству послевоенных лет, трудно, практически невозможно предположить о тех несправедливостях, которые по воле завистников и злых людей пришлось пережить этому "мастеровому русской песни".

  Спросите любого ветерана Великой Отечественной, с какой песней связана у него память о Победе. Уверена, для большинства не только с тухмановским "Днем Победы", но и с сердечной, по-мужицки основательной фатьяновской "Где же вы, друзья-однополчане?" Разве можно забыть эти строки:

  "Майскими короткими ночами,
  Отгремев, закончились бои...
  Где же вы теперь, друзья-однополчане,
  Боевые спутники мои?.."

  Эта песня на долгие годы стала скрепой мирного товарищества фронтовиков, их детей и внуков. Из того же ряда и песня "По мосткам тесовым..." - о девушке, что "в стрелковом батальоне числилась по спискам рядовой". Вряд ли возможно переоценить вклад Фатьянова в справедливую героизацию наших ветеранов войны в доперестроечные годы. Не грех и теперь поклониться им, утешить фатьяновской песней униженных и оскорбленных повсеместно сегодняшней неблагодарной властью.

  Послевоенный Фатьянов уверенно занимает достойное место в русской советской песне. Вопреки всему. Вопреки разгромному постановлению ЦК по фильму "Большая жизнь", где он, автор песни, наделен ярлыком "певца кабацкой меланхолии" (вспомним, что теми же словами клеймили ненавистники любимейшего поэта Алексея Фатьянова - Сергея Есенина). Увы, несправедливые удары судьбы и в мирное время продолжали преследовать Алексея Ивановича. А заклейменная фатьяновская песня из этого кинофильма "Три года ты мне снилась" на поверку оказалась одной из самых светлых и чистых. Мои ровесницы помнят, какой всероссийской любовью одарили у нас Джорджи Марьяновича, который уже в 60-е годы, после долгого перерыва, спел "Три года...".

  Самая желанная

  И все-таки жизнь, в конце концов, всем воздает по заслугам. Вот и для Фатьянова, с его собственной точки зрения, мирное время началось вовсе не с бичующих строчек партприговора, а с женитьбы. В 1946-м он встретил ту девушку, образ которой уже выкристаллизовался в его песнях и стихах. Помните? "Снятся бойцу карие глаза...", "Возвращусь, чтобы с веткой сирени бросить в руки твои - любовь", "Кровь к вискам бросается - до чего красавица", "Играй, играй, рассказывай, тальяночка, сама, о том, как черноглазая свела с ума", "Никакая на свете другая не заменит тебя вовек"...

  Случайное знакомство в небольшой компании практически одномоментно решило всю их дальнейшую жизнь: знаменитого поэта и бывалого бойца. Он очень любил розыгрыши и не раз представлялся двадцатилетней Гали Калашниковой: "Я на фронте в звании генерала был!"

  Какой точной наводкой судьбы оказалась эта встреча, стало ясно уже через пару недель. Почтительно придя к будущей теще свататься, на вопрос "А Галя согласна?", Алексей Фатьянов простодушно признался, что он, мол, и не спрашивал. Да и как она смогла бы не ответить взаимностью на такую любовь! И зачем спрашивать, когда "сердцу вдруг открылось, что любить пора", а уж слова, предназначавшиеся избраннице, сами собой сложились в песню:

  "Мне тебя сравнить бы надо
  С песней соловьиною,
  С тихим утром, с майским садом,
  С гибкою рябиною,
  С вишнею, с черемухой,
  Даль мою туманную,
  Самую далекую,
  Самую желанную".

  Между тем композиторский круг Фатьянова заметно расширяется. Теперь на его слова пишут Мокроусов, Богословский, Блантер, Новиков, Хачатурян, Жуковский, Бирюков... Следуют заказы и на песни для спектаклей и многочисленных (около 20) кинофильмов. Но по-прежнему упорно не печатают его стихов.

  Угнетают и бытовые трудности: уже родились дочка Алена и сын Никита, а своего жилья все нет. Когда же вместо чужого угла все-таки появляется крыша над головой, небольшая квартирка на Первой Бородинской, то молодая хозяйка, Галина Николаевна, умудряется в короткий срок устроить едва ли не самый уютный, хлебосольный и открытый дом в Москве. Сбылась фатьяновская мечта:

  "... я явлюсь на порог,
  Постучу в голубое окно.
  Ты мне с яблоками испечешь пирог,
  И мы выпьем за жизнь вино".

  Только надежнейшим семейным тылом можно объяснить то настроение безграничного счастья и любви, которое пронизывает послевоенные стихи и песни Фатьянова: "Улыбнись мне, родная, отбросим все, что радость мешает встречать...", "Мне от глаз твоих красивых взор не отвести", "Легко ему шагается"... Как написано и как поется-то!

  Было и много заказных, под комедийных актеров писанных, с частушечным налетом песен: "На крылечке твоем", "Хвастать, милая, не стану", "Мы, друзья, перелетные птицы", "Ромашка моя". Удивительно, но, пожалуй, только с высоты сегодняшнего дня начинаешь понимать, что они все - шедевры сложнейшего жанра, в них ни грамма пошлости.

  Многие его стихотворения теперь уже напрямую несут посвящение жене Гале: "Цветок луговой", "Ничего мне на свете не надо", и еще, еще...

  "Что не сбылось, то сбудется..."

  В 1957 году выходит на экраны фильм "Дом, в котором я живу". Мне кажется, именно этот фильм и особенно звучащая в нем песня "За Рогожской заставой", послужили душевному взаимопониманию, а значит, и единению нескольких поколений моих современников. Скромная мелодрама на фоне великой войны обрела, возможно, и незапланированный масштаб народной трагедии. Сопереживание выдуманным персонажам, в сегодняшнем кино немыслимое, открыло путь к постижению ближайшей, но уже истории моего народа. Открыло сердечный, самый надежный путь к Памяти.

  У Алексея Фатьянова, по утверждениям врачей, было очень больное сердце. И 40 лет тому назад оно не выдержало боли и перегрузок. А вот песни Фатьянова продолжают жить. Народ давно уже признал их своими и порой даже не догадывается об авторстве. Они звучат по радио и с экранов телевизоров, их поют в концертах, на встречах ветеранов и просто в застольях. И можно с уверенностью сказать: их будут петь и впредь, пока живет на земле русский народ.

  Наконец, благодаря стараниям вдовы Фатьянова - Галины Николаевны и почитателей его таланта, начали выходить и сборники стихов Алексея Ивановича. Так, совсем недавно в серии "Поэтическая Россия" издательства "Русская книга" вышел сборник стихов и песен Алексея Фатьянова "Я не хочу судьбу иную..." Книга вышла необычайно большим для сегодняшних изданий (тем более поэтических сборников) тиражом - в 5 тысяч экземпляров. И все равно сразу же стала библиографической редкостью.

  В 1946 году молодой и счастливый Фатьянов неожиданно написал:

  "Что не сбылось, то сбудется.
  Не сбудется - забудется.
  Когда проходит молодость,
  Еще сильнее любится".

  Народная артистка России Т. Жданова вслед за Л. Утесовым поет эту песню и всегда предваряет ее словами, мол, это самая любимая песня Галины Николаевны, ей обычно и посвящается исполнение. "Пускай густые волосы подернулися инеем, глаза твои усталые мне кажутся красивее", - словно издалека признается поэт в любви той женщине, которая пронесла в себе и всей жизнью подтвердила верность единожды избранному: "Хуже - не хотела, а лучше - не бывает".

  Эта песня обязательно звучит и на традиционных фатьяновских песенных праздниках, которые ежегодно, в конце июля, вот уже более четверти века проводятся на его малой родине - Владимирщине, на Клязьме. По масштабам они уже давно сравнимы с пушкинскими, лермонтовскими, некрасовскими, и тургеневскими. На них обычно выступают поэты и певцы со всей нашей необъятной России. Да еще и близлежащие районы своими концертами охватывают. Престижнейшее, надо сказать, мероприятие! Выдержать творческий экзамен у певучих фатьяновских земляков не так-то легко. Но солнечная поляночка, где проходит большой праздник, манит гостей из года в год.

  Незадолго до смерти Фатьянов написал:

  "Если б я родился не в России,
  Что бы в жизни делал? Как бы жил?
  Как бы путь нелегкий я осилил?
  И, наверно б, песен не сложил".

  Слава Богу, на наше счастье и счастье будущих поколений россиян, Фатьянов родился именно у нас, в России.