Стихи Валентины Невинной

ПИСЬМО ИЗ РОССИИ
ДЕВЯНОСТЫХ ГОДОВ

         «…И в грязный хлев ты будешь загнан палкой,
          Народ, не почитающий святынь!»
                                          З.Гиппиус

Пьем отраву, отраву едим
И глядим на отраву.
Хам, пахан – всей Руси господин –
Нас загонит не в хлев, так в канаву.

А покуда – панельный барак,
Да и тот подметаем не часто.
Заливается кровью дурак.
Наливается кровью начальство.

У свободы то зуд, то мастит.
Все герои из бывших вампиров.
Ближе к ночи на свет прилетит
Птица Божия – Коля Шипилов.

Беглый братец заморский бокал
Заедает родимою пайкой
В этом доме, пока облака
За кордон собираются стайкой.

Ненароком сутулый звонарь
Так тряхнет небеса над Москвою,
Что она обернется как встарь
Белой дивой, не черной вдовою.

Вот и всё… Вот и все… Вот и вся
Злая присказка. Сказки не будет,
Потому что не крест поднялся
Над страною, а дьявольский бубен.

И колотят, тряся волосьем,
В эту кожу шаманы от власти…
                       ***
Отче наш! Отпусти нас на сем,
Или брось, разорвавши на части!

ПОСЛАНИЕ БРАТСКОЙ СЕРБИИ

Белый остров в пучине последних времен,
Белый голубь среди оголтелых ворон,
Тебя продали страны соседние.
Под кровавыми тучами мокнет жнивье...
Повторяя: "Россия! Ты - сердце мое.
Сербия ! Ты - предсердие".

Яд измены славянам глотать не впервой.
Пляшет племя людское под демонский вой.
Надрывается мир от усердия.
Но, сгорая от горечи, небо поет,
Повторяя: " Россия! Ты - сердце мое.
Сербия! Ты - предсердие".

Тать заморский тебе подписал приговор,
Вынул нож из кармана полуденный вор -
Ни пощады, ни милосердия.
В черный свиток совьется земное былье,
Повторяя: "Россия! Ты - сердце мое.
Сербия! Ты - предсердие".

Если снова неравным окажется бой,
Вырвут жизнь из груди моей вместе с тобой,
Но два образа - Саввы и Сергия
Я увижу на облаке сквозь забытье,
Повторяя: "Россия! Ты -сердце мое.
Сербия! Ты - предсердие".

1999 - "Русский Вестник"

Б.Окуджава и В.Невинная на Пушкинском празднике в бывшем имении Гончаровых «Полотняный Завод». 1984 г., Источник: http://www.olgin.ru/den/5/126.html

ДОРОГА В БОРОВСК
Л.Киселевой, Н. Милову

Светило - наутек. А я поеду в гости:
В старинный городок, в неповторимый дом.
Там в зарослях глухих провинциальной злости
Растет цветок любви в неведенье святом.

Я не приеду так, с пустой сердечной сумкой.
Вот продышу пятак в автобусном окне
И стану собирать рисунок за рисунком,
Что за ночь набросал неутомимый снег:

Лесок, и косогор, и церковь при погосте,
Но раньше монастырь и монастырский двор.
А если чуть левей, то полинялый мостик,
А если чуть правей, - поваленный забор.

Как жаль, что летний вид не раскопать в сугробах,
И зеркало пруда запудрено пургой!
Как жаль, что соловьи срываются на пробах
Лишь в памяти моей и в повести другой!..

Стадо божьих коровок прошло.
Реют листья, скудеют приметы.
Это осени поздней пролог,
Вот и все! Вот и не было лета.
Лес молчит. Облаков кутерьма,
сосен медленных медные копья...
Будто снова несут по холмам
черных всадников черные кони.
Снова гложет заборы пожар,
дым крадется, орда за рекою.
Вот напрягся острее ножа,
юный варвар на фоне покоя!..

НОЯБРЬ

Вот захлопали крыльями зонтики разом.
Грусть созрела. Горчат ее темные кисти.
И захлюпали лужи на первой странице рассказа
Под названием "Осень". И тотчас дороги раскисли.

В элегическом свете представлены серые дали,
Есть еще серебро, и по золоту ходят деревья.
Но трагедией вспоен, вы это давно угадали,
Этот мир, этот свет, беспощадный издревле.

Да, еще пробуют голос фаготы и флейты,
И не грянула яма оркестра могучим крещендо,
Будет литься мелодия в вечность ушедшего лета...
До конца, добела. До прихода морозов крещенских.

Пейзаж

Пейзаж
До мелочей знаком,
И, в дополнение к пейзажу,
Молотит воду за окном
Кораблик с малым экипажем -
Вперёд
смотрящий
Рыжий пес,
Табачный дым плывёт из рубки,
Со шваброй женщина-матрос
В задорно парусящей юбке...

Примёрзнет
К берегам река,
Но ещё долго, как обычно
Ждать будем долгого гудка
И к окнам приникать привычно...
И верить -
Вновь произойдёт:
Метели бешеной в кильватер,
Презрев полуметровый лед
От пристани отчалит катер

Где есть
Вперёдсмотрящий пёс,
Где борода торчит из рубки,
Где драит палубу матрос
В извечно парусящей юбке...

Прощание с Арктикой

Музыка Павла Матвейко

                "...И Север, лебедь ледяной,
                Истек бездомною волной,
                Оповещая корабли,
                Что больше нет родной земли."
                                    (Н.Клюев)

Дымится Енисей... Ледовая похлебка
Вскипает за бортом. И, медленней, чем дым,
Плывет корабль. Тусклая заклепка
Речного бакена - в сажени от беды.
Жерло канала - в белой раме стужи.
За ней встает громада ночи всей.
Но Арктики великолепный ужас,
Как в фокусе, одним движеньем сужен
До зева влажного в слепящей пустоте.

Едва сомкнутся тени каравана,
И сгинет ледокол в нощи, как тать,
Затянется шугой сквозная рана.
Долг, безрассудство, опыт капитана
Поставят бренной жизни благодать
На карту мирового океана.
И снова в путь, по дьяволовым вехам,
И снова в круг сиюминутных дел.
Под сонным, ледяным, припухшим веком
Полярной тьмы еще сверкает день.
Еще сулит хабар Великий Север.
Еще червонцы сыплются сполна,
Хотя давно разграблена казна,
И гнев растет, как шквал, и мощью всею
Натянута земной оси струна.

Как тучи корабли идут по Енисею.
Как тучи корабли идут по Енисею.

Источник:   Еженедельник "Деловая Провинция", 29.06.2007

             * * *

Потому, что Пушкин был,
Потому, что Пушкин есть
Эхо моего народа,
Не ушел он от судьбы:
Дула, где на пушке честь,
Речки, где не видно брода.

"Невольно к этим грустным берегам..."
Невольно, подневольно - тот же выбор:
Того же цвета речка и пурга,
И слава - не по росту, а на вырост.

Но дается этот стиль,
Эта глубь и эта высь
Только истинным поэтам.
Златоглавый русский стих -
Храм свободы на крови,
Где не место пируэтам.

Чужих гармоний не забыт урок,
Но всех наречий гроздья и соцветья -
На этот узкий, под рогожей, гроб,
на эту стужу, на январский ветер.

О, Пушкин, Пушкин! Вечная любовь!
Нет имени тебе. Нет равных в слове.
Но мы равны по совести с тобой,
А значит - по Отчизне и по крови.

КАЛУГА

     "Мне мачехой Флоренция была...". Н.З.

Калуга. Первый снег. Чугунные перила.
Провал оврага. Мост, летящий над...
И улиц имена, где только звук - мерило
Всей тяжести веков, значеньям невпопад.

Мне мачехой была, клеветникам - прислугой.
Но только горсть обид осталась. Все трухой
Просыпалось. Перемешалось с вьюгой:
Не лет моих и зим, а с мировой пургой.

Уж как была скора на суд и на расправу,
Ты, всех измен приют, смутьянов колыбель!
Не вытравить ничем твою дурную славу,
Но, не попомнив зла, молюсь я о тебе,

Купецкая вдова, раскольная царица!
Ничто тебе - в упрек, никто тебе - в укор.
Возьми мою любовь и оплати сторицей
Все прошлые грехи, весь будущий позор.

Мой голос тише крыл заступников небесных,
Молитвенная речь бескровна и слаба.
Но ты тесней всех уз, духовных и телесных,
Мой незабвенный плен, недобрая судьба!

             * * *

Прощай, прощай гонителям своим.
Не равнодушным будь - великодушным!
Мир раздираем зудом золотушным
своих обид. Но не на том стоим.

Чревато зло приумноженьем зла.
За око вырвал око - все ослепли.
Где дом сиял, там сажа и зола.
Где пчелы пели, хором стонут слепни.

Жизнь не турнир, не пир, а лишь урок.
Что выберешь на этом торге любом?
Остановись и волчье лыко впрок
не запасай! Не меть в зятья к Малютам.

Прощай, прощай гонителям своим,
пока не стал безликим и бездушным!
Пусть будет золотым - не золотушным
грядущий век! Ведь мы на том стоим.

СТАРУХИ

Они стоят в нелепых башмаках,
В платках, давно забывших цвет и форму,
Последнюю безбожную реформу
Всем миром пережившие кой-как.

Но судьбы их уже на облаках,
И дан им днесь насущный хлеб - просфора.
А слезы, что горят на их щеках -
Осколки звезд, упавших с омофора.

ПОГОСТ

Русской женщине розы чужие несу на могилу.
Вид их странен: ни запаха нет, ни шипов.
Вот и день отошел. Или умер? Иль попросту сгинул?
Дождик воздух сечет, будто это не воздух, а шпон.

Я забыла слова благодарности женщине этой,
И улыбку, и голос забыла ее, и лицо.
Вот и лето скончалось. Иль кануло? Или не лето -
Чья-то жизнь покатилась, как под пол литое кольцо.

Для чего неживые цветы я держу в холодеющих пальцах,
И размокший суглинок подошвы мои леденит?
Мир еще не упал, не пропал, а всего лишь распался,
Но одна половина чернее, чем этот гранит.

Да и весь этот старый погост так похож на форпост
чужеземный.
Эти серые стелы встают, будто вражеский полк!
И рогатые звезды, и стон стогортанный, стозевный,
Где вповалку кресты: не узнаешь ни имя, ни пол.

"Не хочу здесь лежать, - прошепчу перед ликом Господним,
Обратясь на восток, преклонившись три раза подряд...
Разве - здесь, у дороги, и церкви кладбищенской подле",
Но подобная честь подобает не мне, говорят.

Ухожу сквозь провал... сквозь кирпичную кладку, сквозь слезы.
Вновь скрипят ворота, пропуская печальный обоз,
И на русскую землю летят иностранные розы,
И чадят под дождем фитили поминальных берез.

СИРОТА

Прибежала... Сердце бьется
Будто птичка в кулаке.
Здесь неплохо ей живется,
Хоть не в райском уголке.

Тетка, хоть строга не в меру,
И недужна, и стара,
Кормит и вселяет веру
В силу света и добра.

Государство, хоть со скрипом
Все же думает о ней,
Но ловлю я всхлип за всхлипом
Из-под белых простыней.

Вновь сквозь путаные речи
Проступает немота,
Вновь под утро станут резче
Две бороздки возле рта.

Никому не скажет "Мама!"
Чадо, дочка, сирота.
Глубока, как прежде, яма,
И черна ограды рама
Под навершием креста.

УРОК ИСТОРИИ

Либераллиссимус всей зоны Трепачев,
имея замысел почти что Ильичев
во времена едва не Годуновы,
задумал перестроить до основ
весь мир, не посягая на основы
и на устои главного крыльца,
где восседают плотно, в три кольца,
бояре думные, безумные вояки,
дьяки, подьячие, гораздые на враки,
И челядь с рындами, и сонмища псарей.
А чуть подале от больших дверей -
не тьма, а тьма партбоссов именитых!
Все - при корытах, и при аппетитах.
А что народ в опорках на задворках
кричит, желая всячески свобод,
и требует на царствие Бориса,
так это все, покуда пялят пушки
гляделки не на Запад, так на Юг,
и со своими посчитаться недосуг,
и выбиты на время все заглушки.
И вот, и вот, и вот кричит народ,
А лучше бы безмолвствовал!

1987-1988.

ОТВЕТ РЕДАКТОРУ

Не знаю жизни? Вот те на!
Не наша тема - кисть, бумага?
Голубчик мой! Была бы тяга
к продаже, или новизна в пейзаже,
обязательно об этом написала б я.

Лишь только майская гроза
наточит молнию-секиру,
я тотчас извлеку... не лиру,
а балалайку, иль баян.

И с перегудом, с переплясом
все воспою, что пахнет квасом
патриотическим.
Конечно, в облике мистическом
моей книжонки жизни нет.

Одни художники, актеры,
меланхолические хоры,
круженье звезд, набег комет...
И не умею я штиблет
начальственных воспеть сиянье,
И не желаю поруганье
Украсить лозунгом благим.

Мне стыдно, сирым и нагим,
моим согражданам несчастным,
всем, к этой каторге причастным,
лгать (будто шелухой сорить),
что полудурки, остолопы,
хамье растленное, холопы -
отныне боги и цари...

Зарифмовать колхозный трактор
препоручаю вам, редактор
печальной повести моей!
Прощайте до исхода дней,
поскольку нет исхода книги,
хотя над ней не спят портнихи
по разным праздным "А" и "Б"...
Сижу, как прежде, на трубе
и по-прежнему
Невинная.

СВЯТАЯ ЛОЖЬ

Какой бы ни была святой,
В венце и ризе золотой,
Или с котомкой и клюкой,
Она останется такой,
Какою родилась на свет.
О ложь! Святая, или нет!
Прекрасна ты в словесной свите.
Но только убери эпитет,
Всю святость снимет, как рукой.

         * * *

Кресты калужских колоколен!
Там каждый штрих пространством болен.
Там перевернутые годы
Плывут над млечною рекой...
Четыре степени свободы
И молний временный покой.

         * * *

Вернулись звезды вопрошать меня,
Люблю ли небо... Не остыло ль горло
Мое для песен, и не стал ли тесен
Круг замкнутый земного бытия...
Что, глядя им в глаза, отвечу я?
Путь восхожденья так же бесконечен.
Любовь моя по-прежнему чиста.
И даже в немоте поют уста.

А в сердце, будто в алой чаше горна,
Меняя очертанья и цвета,
Пылают угли вечного глагола.