Последнее изменение 06 сентября 2007
|
|
Последнее изменение 06 сентября 2007 |
 |
|
Аудио-записи песен |
Тексты песен Н.А.Шипилова
196х-1980 1981-1985
1986-2006
Скрипит гусиное перо Полозьями по насту, Великолепный белый диск Плывет сквозь облака. Здоров ли я? Здоров. А счастлив ли? А счастлив. Дни ожиданием полны Надолго, на века. Вот я пишу, стихи пишу, На сад смотрю молчащий - Великолепный белый сад, где ни одной тропы. А весел я? Как шут... Но тут мой почерк чаще. Дни ожидания висят, Как снеговая пыль. Пока, пока Не знаю, вновь дождусь ли Воскресну ли От затяжной зимы? И чья рука Тихонько тронет гусли Недель, минут, Что пережили мы? Вот я смотрю, в окно смотрю, В причудливые тени, Великолепный снегопад Смягчает звук копыт. И снег заполнил черный трюм желаний и хотений, Но, нет, - глаза мои не спят, Но, нет, душа – не спит. Вот я дышу, еще дышу, Вот я на пальцы дую. Жду, колокольчик огласит Опальный этот двор: А счастлив я? Как шут. Но тут в постель бреду я И ожидание висит, как смертный приговор. Пока, пока И этот снег растает Растает снег, Как память обо мне, Как сон, как цвет, Как песенка простая, Как дым, Как пыль В узорчатом окне... 1981
Вот снова выпало пустое - Вот пустота, вот пустота, Что повергает все устои, Что многих развлечений стоит. Та-та-та-та-та-та-та-та: Но как приятно, господа, Слегка заехать не туда, Слегка заехать не туда! Ужели я и в самом деле Рожден, чтоб петь, терпеть и петь? Глаза мои бы не глядели, Когда опять в конце недели Считаешь медь, считаешь медь. Но если злата не иметь - Поможет старенькая медь, Поможет старенькая медь: И медных струн тугая сила Сорвет меня, как медь с куста. Как паразита, поразила И черной карой пригрозила Мне пустота, мне пустота: Но это значит, господа - Опять пою, пою тогда, О да, опять пою тогда! А иногда в застенках блуда Наденешь маску хитреца, Забудешь, как бывало худо, Когда надеешься на чудо, На потепление в сердцах: Но как приятно, господа, Когда с похмелья газ/вода, Когда с похмелья газ/вода! Смотрю на шрамы лет минувших, На те отметины забав, Когда, завесив златом уши, Судили тихие чинуши Меня, ничейного раба. Но как приятно, господа, Тянуть до божьего суда, Тянуть до Божьего суда: 1981
Значит будет опять затяжная весна
Памяти Саши Кухно
Значит будет опять затяжная весна,
В атмосфере опять перепады,
Только мне одному в эту ночь не до сна,
Ах, какие идут снегопады.
За окном утопает береза в снегу,
Тянет к солнцу озябшие руки,
Строчки старых романсов срываются с губ,
О разлуке, о дальней разлуке,
Только не прерывай, ты дослушай меня,
Ты во мне целый мир основала,
И давай...
(...аудио-запись прервана)
1981
... в аудио-записи ... отсутствуют начальные ... три строчки А сопли ей спецовкой утирал. Так на золе души как на заре Свое молчанье принял как позор И стал я петь, играть без козырей, Все чаще к небу обращая взор.
Вот к прошлой жизни не предъявлен счет И был любим я преданно как ты, Отмечу -это кошки и коты, Собаки, птицы и рабочий скот. И стал я ласков, хоть и не богат Собачьей жизнью сыт я навсегда. Мычу как бык, не будучи рогат, Пою как птица, только без гнезда И нет глухих пока ты сам не глух, Пока не многословен и стоуст, Пока не цвел на кладбище твой куст, Ты что рябой, как нищий на углу. Каких бояться нищему потерь? - Отдай прохожим песни и глаза Я слышу смех и вот свистит лоза То бьют меня, а по ушам мерек...
1981
Ау и уа! Отзовитесь, творцы, Закона и кона закона. Оставьте свои дармовые дворцы, Отверстия глади оконной! Взгляните, а впрочем, не надо глядеть Глазами - тут надобно душу, Как тысячи тонущих в жизни людей Отчаянно рвутся на сушу. Последние силы - и нет больше их, Кто с вами речей не буровил, Кто им предпочел, было, стих, да затих, Нахмурив надгробия бровей Взгляните, а впрочем, не надо глядеть, Тут надобно знание боли: Сквозь тьму миллионы забытых людей Отчаянно рвутся на волю! Мы шли и цвели, отцвели и ушли От ласк и от глаз командиров. Ну, кто-то разочек-другой пошалит, А были бойцы и задиры! Взгляните, а впрочем, не надо глазеть, Как на таракана в клозете - Тут люди с полос оголтелых газет На травку стремятся, как дети. Ну, что это, что? Пока взор не угас, Пока весь народ в карантине, Пока весь наш класс у авансовых касс Стоит, будто шторм на картине, Ау и уа! Отзовитесь, на крик Ослепшего в небе пилота! Но нет же - по-прежнему каждый кулик Свое защищает болото... 1981
Пылают в железной печурке дрова, Вступает зима в затяжные права, Замолкли частушки зимующих птах. Теплушка, теплушка - дровишки из плах. Теплушка, теплушка, дровишки из плах. Надолго ли хватит в теплушке тепла? Без писем из дома в теплушке знобит, Как будто от долгих никчемных обид. Как будто от долгих, никчемных обид Пора ледостава прошла на Оби. Копытами трогает лед на реке Каурая лошадь с дровами в возке. Каурая лошадь с дровами в возке. Как будто с визитом в старинной тоске По белой степи проплывет, как в кино - Теплушка, теплушка - в полушку окно. Теплушка, теплушка - в полушку окно. Все лица - в подушки, а в мыслях одно: Пробьется ли к солнцу в апреле трава? В железной печурке сгорели дрова... 1982
Этот мир никому не понять.
Этот мир никому не обнять.
Все на слом.
Как назло,
Лишь вчера повезло,
А сегодня - все двинулось вспять.
Что за спор, господа?
Что за странная речь,
Если все ж никогда
Счастья миг не сберечь
Гладя спину кота,
Глядя в очи скота,
Эту жизнь свою тщетно стеречь...
Мне бродягой идти по Руси,
Повторяя: "Всевышний, спаси!"
Надо ж силу иметь
Бросить злато и медь,
И кричать: "Человек, ты красив!"
Что за спор, господа?
Что за вздор?
Каждый третий - не жулик, так вор!
Да и сам-то герой
Привирает порой,
Что пойдет за народ под топор!
Мы проходим, как тени в толпе -
Кто-то ел, кто-то кашлял, но пел -
Чистоту родников,
Пустоту рудников,
И оков многозначный удел.
Что за спор, господа,
Что за глупый расклад?
Где-то правды трава
Сквозь асфальт проросла,
Но не стала могуча, не стала взросла -
Правде красного нету числа!
Праздник правды и танцы
Пора учредить,
Только вот по инстанциям
Долго ходить.
Я ходил бы, да что так мой голос ослаб,
Только хрипам привольно в груди.
Никогда ничего не понять
И на зеркало неча пенять.
Все на слом на продажу
И даже мечту на прокат
Я доверю скоту
Этот мир никому не понять.
Этот мир никому не обнять.
Все на слом.
Как назло,
Лишь вчера повезло,
А сегодня - все двинулось вспять...
1982
Прошла золотая пора, Забылись балы и парады, И те, кому были мы рады, Не встретятся по вечерам. И память тревожит, стоит На самом краю пробужденья. Огромные синие тени Глаза окружают мои. То снится, что умер Денис То мама из прошлого века, То падающий альпинист, Кружась, как засохшая ветка: Все прожито, и, Боже мой - Кто следом пойдет - опалится О лица, чужие зимой, А летом - о милые лица. И новые солнца взойдут Над серым полотнищем буден. Родные и милые люди К чужим и недобрым уйдут, С хорошей улыбкой с утра, А к ночи - со скорбной гримасой: Пройдет золотая пора Аккордами старых романсов. 1982
Русая головка
(песня, написанная от лица героя повести "Литконсультант")
Что ж, давай оставим Память этих лет. Меж закрытых ставен Пробивался свет: Что ж, давай забудем Поздние цветы, В будущем заблудимся Я и ты. Это было, как во сне - Я смотрел неловко - Не мелькнет ли в том окне Русая головка: Прошлое проверим, И в одну из граф Впишем, кто правее, А кто из нас неправ. Что ж, давай без боли И без маеты, От рожденья вольные Я и ты. Это было, как во сне - Я смотрел неловко - Не мелькнет ли в том окне Русая головка. Что ж, пора в дорогу Одному из нас: К черту гладкость слога В этот страшный час! Встанет кто-то третий Над моей судьбой, И уже не встретимся Мы с тобой: Не забыть вовеки мне Милую уловку - Как мелькала в том окне Русая головка: 1982
Видели меня - И говорят: обрюзг я, И голос свой по-русски На водку променял. Снова дома нет, Живу в лесной палатке, Но юные мулатки Тоскуют обо мне. А жизнь берет в кольцо Подобные легенды. К брезенту гасиенды Я прикоснусь лицом. А дождик а ля рюс Кочует и врачует, И рядышком ночует Ногами к сентябрю. Юноны бледный лик На вечном небосклоне, Как в древнем Вавилоне Передо мной возник. Средь хаоса, грызни Владык пера и кисти Каскад нетленных истин Передо мной возник! Беру я свой флакон - Прозрачную микстуру, И вот пишу с натуры, Что вижу из окон. А дождик а ля рюс Кочует и врачует, И рядышком ночует Ногами к сентябрю. Бензиновый возок Да скверная гитара. Два юных санитара Следят за мной в глазок. Пишу пивной ларек, Приют умалишенных И дел незавершенных Под маркой а ля рок. Пишу поток идей И вечно молодею! Преподношу идею На страшный суд людей. Видели меня? А я вас не заметил, Как родственник комете, Как младший брат огня! 1982
Помнятся праздники, дни воскресения
Помнятся праздники, дни воскресения, Радость рождественских дел, Зимние грозы, разливы весенние. Полнился мир ожиданьем спасения Первые радости и потрясения - Где же я вас проглядел? Ландыши скошены жизни осокою, Милые люди ушли: Птицей, стремящейся в небо высокое, Птицей, летящей в гнездовья привычные Ранено сердце мое горемычное, И наступает предел: Где же найти этот праздничный лад души? Где я его проглядел? Кажется город похожим на кладбище Кладбище кажется призрачным городом: Тянется в небо душа моя гордая - Так наступает предел: Ровно и мерно колеса вагонные Мчатся к далекой звезде. Ах, как мучительны ночи бессонные, Ночи бессонные, дни заоконные, Дни заоконные, звезды зеленые, Где же я вас проглядел? 1982
На окне цветок цветёт, За окном метель метёт... За окном метель метёт, На окне цветок цветёт... Звёздные угодья, Звёздные стада. В снежные уголья Превратились города. И не слышат люди, Кто в ночи не спит, Что старинный флюгер Больше не скрипит. И не слышат люди Этих городов Медленного шага Скорых поездов. Тихо на экраны Дворницких лопат Медленный и странный Валит снегопад. Просветлённый глобус Снегом ослеплён. Где же твой автобус, И придёт ли он? Иль стоит в буране Чёрный, как Гарлем, Как цветок герани На твоём столе. За окном метель метёт, На окне цветок цветёт... За окном метель метёт, На окне цветок цветёт... 1982
Выходит врач. Идет, как грач по пашне. Ну что ж, папаша, ты ж не врач, а враг! Мой друг уходит этой ночью мрачной, Уходит друг, уходит друг во мрак.
Он пережил барачное барокко, Широкость жеста, бросовый талант. Ну, ты шепчешь там о воле рока? Ты ж поднял руки, как капитулянт!
Кто шел за ним, тот занялся огнем Великих дел и подлинных поступков. А ты же где-то как-то там постукал, Сказал, что мы его болезнь согнем! Сказал, что мы его болезнь согнем... Да что вам, доктор, говорить о нем!
А он философ, доктор, он мудрец. Он ваш дворец, глупец, назвал больницей Мерцающих в агонии сердец, Что здесь прочли последние страницы.
Ты говоришь – он был неизлечим, Больное сердце и ни к черту печень... Но он же был великий человече! Скажите, доктор, кто же вас учил?
Мы стыд и срам делили пополам, По двести грамм в себя, как в храм, вводили. Под тихий стук глухих оконных рам Какие, брат, мы песни заводили! Какие, брат, мы песни заводили, Что и не снятся вашим докторам!
Эх, воронье, ворье и ворожеи! Что доктора - его убили вы, Салонов львы, шакалы выражений, Любители цветочков полевых!
Нам счастьем шла удачная строка И горем шли пороги всех редакций. Нам просто невозможно разрыдаться, Сказать в платочек: «Всем свои срока!», Сказать в платочек: «Всем свои срока!»
Проснись, мой друг. Пожалуйста, очнись! Коснись своей рукой замерзших стекол! Иных уж нет, а те уже далёко – Так покидают голуби карниз. Иных уже нет, а те уже далече. И их залечат и отправят вниз...
1982
Полусвет
-полутень
Слова А.Денисенко
Полусвет -полутень, на лице и вообще, Не горда -не лукава, не плачется, В парке снег до колен, ну и пусть до колен, А по снегу старик чей-то катится...
Самый дальний и тот, занесен и пропит, Или как там у вас еще кличется, И кронштадская женщина проговорит: "Погибаете Ваше величество"... Повторяю, что в парке озябшем до пят, Отцветает снегирь, обрывается, Говорят, что какой-то нездешний солдат, Гладит ели и в ноги им валится... Выхожу и люблю эту синь высоту И осеннюю родину дымную, Наклоняюсь к солдату и говорю, Ну пойдем я лицо тебе вымою...
1982
Сдается комната в квартире без хозяев
Сдается комната в квартире без хозяев С необходимой мебелью, Я объявленья эти в сотый раз читаю И вместе с дождиком на землю влагу лью. О как болит душа, какой-то звон в ушах От объявленья, только шаг и упаду, О размышления под объявлением, В который раз уже по адресу иду. Сдается мне, что мир неравно поделили, Сдается мне, что не попал в большевики, Хоть в детстве пел и я шедевр Руже де Лиля, С высоким дискантом готов был на штыки. Но как же так страна, богата и вольна Рука твоя стальна и плотен смог, А я ищу жилье, осенний дождик льет И тело жжет белье и плащ давно промок. Сдается мне, жена готова в одиночки, Дают им льготы, чтоб они не шли ко дну, А мне осталось встать на все четыре точки И тихо выть на покрасневшую луну. Добро б заботиться по безработице В стране, где правит ненавистный капитал, А здесь ведь каждый брат и мять мне руку рад Полузнакомый милицейский капитан... Осенний ветер рвет и мечет объявленья, Дождинки частые по буковкам стучат, Из-за жилья я был готов на преступленье, Но только жулики и дьяволы молчат. Им по словам жены: "поэты не нужны", Идти путем кружным не хватит лет, Я к вечеру нажрусь, прощай Святая Русь, Давай дружок не трусь, берись за пистолет.
1982
День, день, и еще год, Год и еще день. Взвод, взвод и еще взвод По камням площадей. Так и идут повзводно В пекло передовой. Шаг, шаг, и еще так, Шире шаг, рядовой! Бой, бой, и еще раз, Раз, и еще сто. Ночь, день, перехлест трас, Стон и еще стон. Так от высотки к высотке Сотканы смерти мошна. Шаг - враг, но еще шаг, Шире шаг, старшина! Сон, сон, как провал, сон, Всех покрывал сон. Звон, звон, и в тени крон Уже затих он. Так перед сном солдатским Встала войны стена. Но вновь автомат готовь, Шире шаг, лейтенант! Соль, соль, на губах соль, Боль, и еще боль. А к ней привыкать, что ль? Стон, а потом - бой! Ну, а кому погибнуть, Это не нам решать. Шаг - свет, или шаг - мрак... Шире шаг, шире шаг! 1982
Осенние птицы молчат за окном, Спокойных дождинок висит волокно, Не густо сомнений в больной голове, И вот он из жизни уходит навек. И стала той жизни известна цена, Слюнявил страницы стихов меценат. Зачем они были, зачем они жгли Творца своего и сердца, как могли? Творец меценату во всем угодил, А сам уходил, уходил, уходил. Вослед повернулись и лес, и трава, Которые он от себя отрывал. И тьма осторожно смыкалась за ним, И гасли, как в масле, ночные огни. Чья память за ним понеслась на вокзал, Где он ускользал, ускользал, ускользал? Как дерево - листья, ронял мысли он, А кто-то ловил - и на аукцион, И бегло, и нагло о цвете судил, А он уходил, уходил, уходил. Как солнечный зайчик под Божьей рукой, То рядом сверкал, туо уже далеко. И кто-то кричал: "Мы не против, мы за!" А он ускользал, ускользал, ускользал. Все выше, все громче он пел, уходя, В холодные зимы, в разливы дождя, Надгробья надбровий упрямо сводил, И все уходил, уходил, уходил... 1982
Что ни говори, а дело плохо...
Ивану Овчинникову Что ни говори, а дело плохо. В облаков небесный контражур Ускользает в тихом сне эпоха, А я ж вее пределы не вхожу. Кто еще бездомен в эту пору? Кто еще готов к любому спору? И кого пугает каждый шорох, Если с ночью наступает жуть? Кто, всем на удивленье, Счастья ждет по щучьему веленью? Это друг мой, он седой писатель, Старый и бездомный пешеход. Штопает пробоины на платье, Собираясь на зиму в поход. Если будет теплая зима - Значит, будут люди и дома, Значит, будет множество кают, Где прохожим пищу подают. Он, всем на удивленье, Обуян художественной ленью... Автор ненаписанных романов, Тысячи неизданных поэм, Думает, собрав табак в карманах: Может быть, сегодня не поем... Мысли, как у проруби мальки, Их так трудно выстроить в полки. Он идет, бряцая медью шпор, Чтобы взять за печкою топор И, всем на удивленье, Колет им сосновые поленья. Вот грузин пронес охапку роз - Начихать грузину на мороз. Вслед ему мой друг-великоросс Задает неизданный вопрос: Значит, нету в городе дежурных? Раз - и стынут журавли на урнах, Два - а воробьи, поднявшись клином Улетают с криколм журавлинным. Что ж, хватит удивляться, Надо в зиму как-то утепляться... 1982
Воспоминаний горький век... Воспоминаний сладкий миг... А я уже не человек, Который ходит напрямик. И слог ложится не любой На острие карандаша. Навеки связана с тобой Моя душа, моя душа. Придут друзья меня спасать... Придут они меня губить... И скажут: жизнь - прекрасный сад, Давай смеяться и любить. В простор небесный голубой Гляжу, гляжу, едва дыша: Навеки связана с тобой Моя душа, моя душа. И я склонюсь перед судьбой, Сверяя с прошлым каждый шаг. Навеки связана с тобой Моя душа, моя душа. А жизнь уже трубит - отбой. А ветры лист метут, шурша. Навеки связана с тобой Моя душа, моя душа... 1983 Антология бардовской песни. Автор-составитель Р. Шипов - М.: Изд-во Эксмо, 2006
По углам млеет мгла, А рассвет не скоро. Ты навечно ушла В незнакомый город. В нашей жизни былой Вместе рисковали, Но тебя по воле злой Холода сковали. Лёт ночных облаков Темнотой зашторен. Стук чужих каблучков В тихом коридоре. Прослежу я за ним - И свернусь в калачик... Что имеем - не храним, Потерявши - плачем. Что мне опыта груз? Он пушинки легче. Говорят, эту грусть Только время лечит. Хруст бумаг, Звон монет - И день забыт вчерашний... Нет, тебе замены нет В этой жизни страшной. Погоди, не спеши, Жизнь моя к итогу... Посиди, посуди, А уж потом - в дорогу. Боже, оборони! Мне не жить иначе: Что имеем - не храним, Потерявши - плачем... 1983
Памяти Ольги Поплавской
Эх, Транссибирская, выручи, вынянчи!
Что мне больничный покой?
Всех поворотов судьбы я не выучил,
Я ж бестолковый такой...
Мертвые бабочки падают с лампочки,
Очень тянуло на свет...
Эх, Транссибирская, нет моей лапочки,
А без нее жизни нет.
Эх, Транссибирская, шпалы да станции,
Бабы в цветастых платках...
Где ж зацепиться мне? Где же остаться - и,
Чтоб не витать в облаках?
Мертвые бабочки падают с лампочки,
Очень тянуло на свет.
Эх, Транссибирская - теплые тапочки,
Да станционный буфет.
Что же ты, жизнь моя? Зал ожидания?
Скорость бегущей строки?
Дальние - близкие, близкие - дальние
Милых могил бугорки...
Жизнь завершается глупыми стансами,
Песней, похожей на стон.
Эх, Транссибирская - шпалы да станции,
Долгий пленительный сон...
1983
Эти мысли как кандалы, Тяжелы они, тяжелы: С малолетнего ангела Ощипали перо, Дали руку сержантскую И лицо каторжанское И на поиски Шамбалы Отпустили добро. Ангелочек тот был лукав, Ножик спрятал в один рукав, А в другой, извини строка, Ничего не вложил. Против лжи он точил ножи, Чьи-то души спасал от ржи, Был в любовях неудержим И сны детей сторожил. Но куда уж с таким лицом, Был он жертвой и беглецом, Поливали его винцом, Но мол дело с концом, А он вставал тяжело дыша У весеннего ландыша И струилась текла душа Из очей малыша. Ангелочек тот стал непрост: Разгибался не в полный рост, Представлял он собой вопрос, Обращенный в себя. Он в себе находил ответ На вопросы, которых нет. Нож из правого рукава Все реже он доставал. От погони в глазах рябит И от мелких обид знобит, Очи падают из орбит, Но он еще не убит. А эти мысли, как кандалы, По дороге до Шамбалы, По дороге из кабалы До всеобщей любви. А эти мысли, как кандалы, По дороге до Шамбалы, По дороге из кабалы До всеобщей любви. 1983
Я туфли починю, Одежду залатаю, Пальцы залетают Около иглы. Поплыла за окнами Осень золотая, Задевая юбками за углы... В зеркало смотрюсь - Кто там, весь израненный? Кто там грустно пялит Синие глаза? Что несет с собой Это утро раннее, Где мои желания, Где азарт?... Жизнь теряет смысл, Когда уходят близкие. Кто ты, в этом зеркале, Из каких краев? Где твое отечество - Польское, английское, Русское, французское, Но твое?... Осень - мой приют, Родина прощальная, Осень мне жена, сестра, Осень - верный друг. Осенью уйду Я в дорогу дальнюю Льдинкою хрустальною По ветру... А тогда зачем Юная очей листва, Зеркала осколочек, Груз прожитых дней? Бог тебя храни, Милое отечество, Люди, будьте бдительны, А впрочем, Вам видней... Я ж туфли починю, Одежду залатаю, Пальцы залетают Около иглы. Проплыла под окнами Осень золотая, Задевая юбками за углы... 1983
Эмигрант
О. Поплавской
Я эмигрант своей Отчизны, День, год, и десять лет, и двести. Жизнь все причудливей, капризней К цели летит, а я на месте. Вещи - портфель, да две котомки. Вещие сны ночами дразнят. Я - эмигрант, со станом тонким Ты мне и Родина, и праздник. Как нас крутила, как вертела Жизнь от притона до вертепа - Два потерявших силу тела, Двух эмигрантов из совдепа! Окна чужих домов манили, Стены чужих домов не грели. Но мы себе не изменили, Шли мы, гребли к заветной цели. Два эмигранта, два изгоя, Шли мы без отдыха из боя, Но ни глотка воды от жажды: Родина, выручи однажды! Родина, не дай меня в трату - Милой отчизны эмигранта! Но на ветрах сезонных стынет Глас вопиющего в пустыне... 1983
Как похожи ваши голоса, Как похожи волосы и руки! Но надолго ль эта полоса От случайной встречи до разлуки? Как похожа ты на сны мои, Где восторг и боль чередовались! Корабли у пирса оставались По веленью первому весны. Знать, еще совсем не разорен Я минувшим бегом от несчастья, Если сей надеждой озарен, Если я нашел в тебе участье. Жаль, мое именье - три шага, Пес издох от грусти по былому, Крепостные пропили солому, Конь уходит под седло врага. Этот миг был мне необходим - Голос твой на грани дня и ночи. Среди всех я слышал твой один, Словно бы читая между строчек. Как он рвал тупую серость лет, Как лечил меня от наваждений! От любовных страшных охлаждений Звал меня на твой вечерний свет: Как похожи наши голоса, Как они сливались воедино! Как им жить на разных полюсах Без любовных гроз, без господина? Жаль, мое именье - три сосны, В них плутать - великая забава. Как похожа ты на чью-то славу, На мои несбывшиеся сны! 1983
Это бас, это бас, это бас, это баста! Что ни час, чую грусть, чую грусть часто. Ход часов – На засов...
Стой, замри, сова, свои слова не говори! Дверь осенней рощи – что уж проще – отвори! Вот пора настала тратить время, тормозя – А нельзя...
Это бас, это бас, это бас, это баста! Это пас. В этот раз в тупике, в тупике встал. Мой тупик... Мой час пик...
Стой, дыши осенними дождями, песни пой! Спой о том, что жизнь была прекрасна – ты слепой! Свой закат заранее - твердят тебе друзья - Звать нельзя!
Это бас, это бас, это бас, это баста! Я пою, как погас, как погас-то...
Нет! Свет дальних звезд идет как воз В сырой ночи!
Нет! Вранье и ложь, что ты живешь Золой в печи!
Ты вечерней осени мотив любил всегда. Да, да, да, да...
1983
Памяти Ольги Поплавской
Твой сентябрь по аллеям Не алеет, не пылает. Жизнь былая, бой за боем... Нас с тобою было двое, Было двое, было двое – А теперь один я в сентябре...
Твой сентябрь-месяц начат, Небо плачет в чей-то плащик. Стало ульем все живое... Нас в июле было двое, Было двое, было двое – А теперь один я в сентябре...
Твой сентябрь догорает, Убирает с лиц туманы. Все романы – всё обманы, И не залечат эти раны... Ах, как рано умирают... И теперь один я в сентябре...
Твой сентябрь – для счастливых, Не дожди идут, а ливни! В поле боя я не воин... Нас тобою было двое, Было двое, было двое – А теперь один я в сентябре...
1983, сентябрь
Памяти Ольги Поплавской Имя святое, Имя непростое Я искал в сплетеньях Золотых осин. И у намеков, Что давали тени, Имя твое тихое Я открыть просил. Был непристоен И гроша не стоил, Рвался, как в драку, Жизнь направить вспять. Клялся, божился, Спать я не ложился, Имя твое тихое Не давало спать. Дай же мне силу, Чтоб забыть твой милый Смех, осветивший Вековую тьму! Дай же мне волю, Дай мне волю, Оля, Или приобщи меня К небу твоему! Как попирали Мы закон спирали! А теперь я знаю, Что уже не тот... Имя святое, Имя непростое В небе цветами Синими цветет... 1983
Я в третий класс купил себе билет, Нет багажа, и просто грех не ехать. Все, что успело раньше отболеть, То позади. А надо дальше, к спеху. Пусть мой вагон обходит пешеход, Пусть он стоит в местах, где ходят волки. Эй, проводница, я готов хоть целый год, Закрыв глаза, лежать на верхней полке. Но проводница бедная не спит, Ее слепит моя татуировка. Она стоит, как пред судом воровка, Как алконавт, разливший утром спирт. Я ей махну: не бойся, мол, иди, Я не возьму чекуху с покрывала! Эй, проводница, эти рожи на груди Мне вот такая ж дура рисовала. Но чей-то взгляд меня остановил, Но чей-то взгляд поднял меня на вилы - Не убежать! А если хватит силы, Хочу, чтоб жизнь меня остановила... А он сидит, он парень начеку, И я в упор его не замечаю. Эй, проводница, дай, голубушка, чайку, Я так давно не пил плохого чаю. А он в очках - они всегда в очках. Он знает все - и прикуп, и колоду. А он из тех, кто там, у облучка, Здесь защищают разум и свободу. Эй, проводница, дай, голубка вервию, Ее, змею, я распущу на нитки. Что может быть противней этой пытки - Глядеть в окно на Родину свою? А мой вагон качается в хвосте И постепенно полки опустели. Эй, проводница, дай, голубушка, постель, Я так давно не спал в чужой постели! Ну, что ты, парень, как баран в сенях? Ведь мне, ей Богу, за тебя неловко! Ты думал, на груди татуировка? А это все - один сплошной синяк! 1983
Ах, он уезжает, ах, он был непрост! - Соседка на отдыхе ахнет. Она не поймет, что ближайший совхоз, Старик, без тебя не зачахнет. И чище в Мочище проглянут леса, И птиц траектории выше. Я не провожаю, я просто - ага - Из дома на н`адолго вышел. Валяй же, приятель, там воля твоя - Париж, Лиссабон или Вена. Пусть вьется твоя вервия, как змея, И жалит других неизменно. А коль захлестнется на шее твоей, То Бог твой тебя не услышит. Я не провожаю таинственных змей, Я сплюнуть на н`адолго вышел. А если когда-то проснется Иван От снов своих, трудных и куцых, Качнет нашу Русь мировой океан И мертвые ей отзовутся. И сушу земную сожмут полюса И Бог твой тебя не услышит. Я не угрожаю, я просто - ага - Из дома на н`адолго вышел. Давай, дорогой, отгребай поскорей Предательства торной дорогой, Но только не трогай моих якорей, И взглядом, приятель, не трогай! Простит тебе Папа и эти бега, Распятую Русь и превыше. Нет, я не провожаю, я просто - ага - Из дома на н`адолго вышел... 1983
Отбрось печали, говорят - Отбросил я печали, Лес обронил сухой наряд И птицы отзвучали, Те кто давал советы мне Печалятся и сами И зябко призрачной луне Над бедными лесами.
Забудь былое, говорят - Забыл его как будто, В ночи глаза подруг горят, Чтоб остывать под утро, Те кто давал советы мне, Что им сказать осталось, Таким как я приюта нет, Сошел с ума под старость. Остынь пожалуй, говорят - Я в ледяной купели, Но вот уже меня корят, Что жив я еле-еле, Те, кто советы раздавал И сами в жутком трюме, Я слышу их едва-едва, Вдруг осознав, что умер И слышу их едва-едва, Вдруг осознав, что умер.
1983
Уронил не подбирай, Вот казалось край, вот край, Словно в доме света Стало нету - темнота! Думалось, ну вот, ну вот оно. Нету пары, пары - так темно И только фары, фары-фары за окном. Не голубь с голубицей, Не брат идут с сестрой, Осенний снег клубится И в свете фар пестро, Январь, сентябрь, и снова Сентябрь, октябрь, январь. Не стало делом слово, Которое давал... Уронил не подбирай, Хоть ложись и помирай, Но охота мота - Подобрать и промотать, А это значит осень, Осень страсть сожгла, Подстерегла из-за угла, Меня проткнула этой осени игла. Ну, падай, снег, дружище, Как падал много лет, Тебя деревья ищут, Как руки ищут плед, С тобою память горше, С тобой короче жизнь, И все ж как юный коршун Ты надо мной кружись!
1983 Листопад
Что это вьется по ветру - листопад, Будто дерется за веру старый солдат. На почерневшие стройки и на суглинок сырой Пишет прощальные строки кленов строй. Что ты в лице изменилась - и к окну. Что это? Ты остановилась - и к вину. Знаю, что станет острее, холод что старость таит. Я, ей-богу, согрею пальцы твои. Стынут оранжевым чаем сад и лес. Я с твоим взором сличаю взор небес. Дождик струится незваный в странноприимную дверь. Стали единою жизнью наши две. Мокрые, черные зонты вечеров. Сбудется девичий сон твой про любовь. Осень - планета покоя, светлой печали лучи. Что ж это, что же такое, что ж ты молчишь?... 1984
Был он брат, как брат, пока мал. Я качал его в колыбели. На краю земли, в Парабели Наш отец страну подымал. Подымал да слег - и каюк: Всех тайга с цингой покосила. Брата на спину - где и сила? Мотанул с баржой я на юг. Правдолюб он рос - не в меня. Он отличник стал да опричник. Он фамилию поменял, Два креста сховал за наличник. Он ученый... Что ж, им видней... Без газет за стол не садился. Двое были мы по родне, Но лучше б я на свет не родился. А брат был рад: ремень, кобура... Скрип да скрип, да стук - стукоточек. И вот я иду за Урал, Отобрали мой паспорточек. Мелкий дождичек - хлюп да хлюп... Тут и конь в пути захромает... А братишка мой правдолюб Орденок надел к Первомаю. Не скажу, чтоб я был нахал, Но месяцок пришел на три буквы. Брат прошествовал на трибуны И нам вслед рукой помахал. Он в ХОЗО идет - я в ШИЗО, Буревестником в БУРе маюсь... Только все это - эпизод, Срок идет и я подымаюсь. Не сдержался я и в бега, Тут одна нога - там вторая, Ярый пот с лица не стираю. Все тайга кругом да цинга. Тут повыше чуть - Парабель Да Нарым не Крым - гнус да мошки. Вот устроил ты мне колыбель, Где любой тоски понемножку. Но я пришел туда, где отец Лег подбитым влет в тридцать третьем! Только брата бы тут не встретить, А на могилу пасть - и конец. А он в сыскном у них наторел, Он по-братски знал, где я буду, Вижу в метрах в ста - он, иуда, Торжествующий, как расстрел. А я ж бежал сюда не к суду... Стал бы волком жить да на воле. Ты пусти меня, брат, я пойду На зеленый свет в лес да в поле. Но, знаю, будет нам на двоих Орденок один к Первомаю... Ну, пуляй, браток... Бей своих... Их скорей земля принимает. Знаю весь его капитал. Вижу клюв его ястребиный. Он прицелился с карабина – И славно Бог меня напитал. А был он брат, как брат, да пропал... Я ж качал его в колыбели. На краю земли в Парабели Он в снегах меня закопал. 1984
Вот и станция Куеда Горьковской жел. дор. Еду сам не знаю куда – Вроде, на простор. Вижу телеграфные провода Из-за белых штор – Это станция Куеда Горьковской жел. дор. Это станция Березань. Хочешь - вылезай. И куда поглядят глаза В этакую рань. Собирай свой нехитрый скарб - И с подножки: прыг! Но увяжется вслед тоска: Не уйдешь, старик. А попутчик мой нелюдим, Бронзов, словно бюст. Раздвигает руками дым, Как сирени куст. Еду... Сам не знаю, спешу... Сам не знаю куда... На прощанье тебе машу, Станция Куеда... 1984
Деревья
Не зная
Ни рожденья, ни смерти - пошел.
По звездам выбирал направленье в пути.
Высоко
Звездный ветер свежил - хорошо.
Помогали прохладой идти
Деревья.
Деревья!
Был смешон я и крова лишен,
Но несли меня в теплой горсти
Деревья...
Деревья
Вдоль дорог, по кладбищам, в кострах
Издревле
Грели путника, посохом шли...
Деревья
По воде, словно посуху шли,
Разгоняли досаду и страх
Деревья.
Деревья!
Обнаженные нервы земли!
Сквозь земную кору проросли
Деревья...
Кто умер...
Тот, кто в землю вернулся с земли,
Словно шепчет листвою: внемли
Деревьям...
Деревья!
Это редкие братья мои...
Это предки и братья мои -
Деревья!
Дети космоса, дети небес!
Вижу - тает, прощается лес
С Землею...
1984
Поздно ночью, тьмою сочной тени
Навещают спаленку мою...
И не скрипнут половицей сени.
Двери свою песню не споют.
Вот одна упала на колени -
Умоляю: "Тень, заговори!.."
Ууу-у-у
А в окне рассвет горит...
Кто ты тень? Ужель моей подруги?
Кто ты в колыханье тяжких штор?
Я к тебе протягиваю руки
И ловлю горстьми ночной простор.
Не боюсь - открой лицо земное:
Может быть, я знаю про твоё?
Ууу-у-у
А в окне рассвет встаёт...
Черный космос холодом окатит
На столе бумаги вороха...
Кто ты тень? Ходила ли ты в платье
В новом, ожидая жениха?
Смят я, как листва деревьев старых...
Не исчезни, тень! Постой! Замри!
Ууу-у-у
А в окне рассвет горит...
Что за муки? Что это такое?
Наважденье памяти иль сон?
Где пора душевного покоя?
Где любви нетленное лицо?
Знаю, тень: ты жизнь моя былая...
Первый пыл и совесть юных лет...
Ууу-у-у
А в окне встает рассвет...
Поздно ночью, тьмою сочной тени
Разместятся в уголке души...
Не дадут предаться сну и лени.
Беспощадно гнать их не спеши.
Не вспугни улыбок запоздалых.
Вспомни то, чего на свете нет.
Ууу-у-у
А в окне встает рассвет...
1984
Ты все запутала сама, Ходила в разные дома. Что мне осталось? Я вдруг почувствовал усталость. Твои друзья красноречивы – Все эти Севы, Левы, Стивы. Кричу: «Вернись! Сойду с ума!»
Там о бессмертье говорят, А наши парни - слесаря Его не стоят. У них сознание простое. А ты в глубинах медитаций Грозишься в космосе остаться. Кричу: «Вернись!» Напрасно, зря...
Один кудрявый бородач Кричит, что смерть, мол, не беда – Душа воскреснет! А сам под звуки старой песни Так мечет булочки с паштетом, Что я люблю его за это. Кричу ему: «Иди сюда!»
Я гаечным ключом сыграл, И бородач ушел в астрал, Глаза закрыты. Оцепенели все спириты. Я говорю: «Зовите духа! Я магазин слетаю мухой!» Кричу: «Вернись!» Тара-ра-ра...
Домой вернулся – пустота! Под шкаф, под койку – пусто там. Тебя нигде нет! Вот так, бывает, нету денег. Нет двойников твоих эфирных, Есть отпечатки пальцев жирных. Кричу: «Вернись!» Тара-ра-ра...
Но вдруг приходит почтальон И возвращает медальон С твоим портретом. И говорит: «Вот оперетта! Таких посылок я не помню! Они безмерны и любовны!» Кричу: «Пошел!» Уходит он...
Ищу веревку, мыло, крюк, Но все же жду – а может, вдруг Услышу: «Вася! Пойдем на танцы, одевайся!» Но нет, такое, видно, редко... Ищу покрепче табуретку, Шепчу себе: «Прощай, мой друг...» Я вышел в сад: идешь, ну вот... Как предпоследний идиот, Стучу зубами, Веревку прячу – дай Бог память! А это бородач с гурьбою Идет, чтоб дать мне поле бою. Кричу: «Уйди!», а он идет... 1984
Как долго тучи надо мной висели
Как долго тучи надо мной висели, Как долго дождики мне ткали рядна! Как тяжело мне от тоски - к веселью, Как нелегко мне от любви - обратно. Всю ночь я думал: до утра бы только Дожить, не тронуться умом и толком, А память плакала по-детски тонко: Прощай, моя любовь! Был безутешен этот плач всенощный: Скорей бы утро разогнало морок! Скорей бы солнце своей дланью мощной Меня коснулось, как прощенье - вора! И я восстану, обновлен страданьем, И я сильней и молчаливей стану. И путь стремителен, мне Богом данный... Прощай, моя любовь! Но как прожить мне эту ночь июля, Как не глотнуть забвенья флакона, И чью-то жизнь - ах, мама, не твою ли - Не загубить, не преступить закона? Горят дома, куда вхожу открытым, Горят глаза, куда вхожу с рассветом... Восходит солнце - это день и лето... Прощай, моя любовь! 1984, июль
А я, ей Богу, собирался в этот Керчь
А я, ей Богу, собирался в этот Керчь! Но в Подмосковье бушевал великий смерч, Сибирь родную покусал тунгусский гнус, А я задумчиво кусал могучий ус. А в Подмосковье бушевал великий смерч, И я подумал, что игра не стоит свеч: Туда-сюда - сто пятьдесят, Да там еще - сто пятьдесят, Нет, пусть другие там у моря голосят. Сибирь родную покусал тунгусский гнус, В минуты горя от нее не отвернусь. Пока тут вольно и тепло, И друг неплох, и я неплох, Зачем туда? Нам здесь хватает выпивох! И я задумчиво кусал могучий ус. Когда-нибудь и я туризму обучусь. Ведь я ей Богу собирался в этот, Как там, помоги! Но нет "шмеля" (*) и денег нет - одни долги... 1984, июль (*) -примечание Н. Шипилова: "Шмель, по-блатному - это кошелек
Возле звенит, летает комар С радостью и тревогой. Как его много, думает он, Как его много! Ну, а когда планида моя Сердце навек ломала, Как меня мало, думал и я, Как меня мало! Враг из меня не выдавит стон, И, уходя в дорогу, Как его много, думает он, Как его много! Ту, что любил безумно, без сна - Я ей казался жалок. Как меня мало, мыслит она, Как меня мало! Ну, а когда в священном огне Звал я на помощь Бога, Как Его много, думалось мне, Как Его много! Звал я напрасно, и все сильней Горло мне боль сжимала. Только тогда увиделось мне, Как меня мало... 1984, август
Песня, написанная в свой 38 день рождения
Что ж, привет, холодное зимовье, Тихий плен и холод декабря. Те, кто знает тропы бездомовья, О тепле почти не говорят. Эх, судьба - дрейфующая льдина! Где теперь друзья и где земля? Был судим я вами - вот картина: Сердце, и вокруг него змея. От меня закрыты взоры, двери, Я спасусь - спаси и вас Исус. Приплыву на льдине в тете вере Или к дядя мужеству умчусь Солнышко в застенках я в простенках - Вот такая темка для пеньЯ Кто-то малый в пустотень затенькал, И настала очередь моя. Что ж, привет, холодное зимовье! Мне Серега майку подарил, А Марина дарит мне с любовью Теплые носки, как пару крыл. Полечу к весне с букетом Лены - Легкое вино, Лиловой цвет, Сожалея чуть об узах плена, Как мудрец о грузе юных лет... 1984, 1 декабря
Говорят, что на БАМе у вас Что ни день, то огромный аванс За труд. Говорят, от зари до зари Ваш партком говорит, говорит - Врут! Вот последний вагон, Опустел полигон, Бог с ним. Стынет в кублах бетон, Что нам будет потом? Дым, дым... Говорят, на Тайшете стройбат Позабыл, что такое стрельба, Фрунт. Говорят, что ни день, то завал - Архитектор не то рисовал - Врут! От снегов слюдяных, Облаков ледяных Лёт. Если кто-то сказал: Что ни день, то вокзал - Врет! Вместо баев у нас Краснобаи сейчас, День, год. Если кто-то сказал: Вертолет - стрекоза, Врет! Не дождешься письма, Захлестнется тесьма На... Кто не сходит с ума, Тому снится тюрьма Сна... Говорят, что у нас впереди Только сердце трепещет в груди, Вот тут. Что парторг упредил Не закусывать больше удил - Врут! Где-то солнце встает, Потребляется йод, Юг, дно... Так бывает в кино. Нам же слово дано, Но... но... но... 1984, декабрь
В моей стране
покой осенний
(стихи Валерия Брюсова)
В моей стране покой осенний Дни отлетевших журавлей И словно строгий строй мгновений Проходит обнажась над ней, Безмолвно поле, лес безгласен, Один ручей, как прежде, скор, И странно ясен и прекрасен Омытый холодом простор. Здесь, где весна когда-то пела Над свежей зеленью лугов, Где после рожь цвела и зрела Зерном в предчувствии серпов, Теперь торжественность пустыни, Да цвет багряный по кустам И небосвод глубоко синий, Как купол увенчавший храм. Свершила ты свои обеты, Моя страна и замкнут круг Цветы опали, песни спеты И собран хлеб и скошен луг, Безмолвно поле, лес безгласен, Один ручей как прежде скор, И странно ясен и прекрасен Омытый холодом простор.
1984
Я пришел на вокзал - На табло три нуля, Ух, глаза бы мои не глядели! И себе я сказал, Возвращения для: Я уеду на этой неделе. Над моей головой - Только дождик живой, Да жидкий свет городской на режиме. А у меня впереди Только старость в кредит Да незапятнанно доброе имя. Делегатка одна От вокзального дна Раз пятнадцать прошла, зазывая. Говорю ей, как знал: - А пошла бы ты на Остановку седьмого трамвая. Больше не было сил, Дождь слегка моросил, Он трусил, Как собака за салом. И эта дамочка треф, На меня посмотрев, Удалилась в глубины вокзала. Тишина... Тишина... Звезды горстью пшена. Дождь еще кое-где пузырится. Хоть ломай карандаш, Хоть читай "Отче наш" – Выручай же, дорога-царица! Выручай, как всегда, Как в иные года, Жизнь еще хороша, ей-Богу! Я еще поживу, Мне б сейчас кошеву – Выручай же, царица-дорога! Тут хоть думай, хоть нет - Покупаю билет И налегке в межсезонье с разгона. Только утренний свет, Только рельсы вослед, Только таянье звезд заоконных. Все уже позади, Век меня остудил, Осудил на скитанья без срока. Вместо тела - страна, Вместо сердца - струна, Вместо радио - в роще сорока. 1985
А это, кажется зима, Зима, зима. Стоят дома, как терема. И даже старая тюрьма, Чьи очи черны, как сурьма, На зиму сморит, Как на праздник - Пришла зима! Почтовых улиц кутерьма - Дома, дома! А во дворе стоит тюрьма Сама, сама... Там редко скрипнут ворота Скобою старческого рта, И выйдет чей-то сын на волю, Как встарь, как встарь... Кругом девчонки и фирма, Фирма, фирма. Стоят дома, как терема, Как терема... Ему же мимо - путь жесток! Электровоз дает свисток, И поезд - прямо на восток, Туда, где мать.
Он обернется: вот дела! Дела, дела... Куда дорога завела, Белым-бела... И кто сказал, что без ума От новичков своих тюрьма? И кто сказал, что человеку Она, как мать? Выходит русский паренек, Не чуя ног... А почему он одинок - Я спеть не смог. Но если есть на свете Бог, То пусть услышит этот вздох, То пусть услышит этот вздох - Мой вздох, мой вздох... 1985 г.
Бабы в красных
дорожны
По Расее рассеяны Бабы в красных дорожных жилетах. Кровью из-под ногтей Из-под лет проступает жилет… Это матери русские, это Те, кто ждут не совета, а света, Поезда провожая, уже не рожая Детей на горящей земле. Не заступники мы, а отступники, Потерявшие стыд перед мамками, Выпивохи, колбасники, супники, Что из пеших заделались дамками, Позабывшими слово иванами… Обескровленные, обезличенные, Мы на родине гости незваные, Остограмленные, остоличенные. По Расее рассеяны Наших пламенных предков погосты, И родные леса отвратили от нас тишину. Всё по росту, по ГОСТу, Абы кабы, легко бы да просто… А Россия, как остров, сломает любую волну! Пусть не будет уже на земле меня, Потерявшего стыд пред потомками, Зубоскала без роду, без племени, Что с шарманкой живет да с котомкою, Только дай тебе Бог воскресения, Моя родина, остров спасения! А останусь жить в дни весенние – Так об этом я детям потом спою… Далеко ли до света? До света еще далеко ли? Тараканы и крысы попрячутся в щели когда? Если б каждый до крови, до боли Учился истории в школе, То, наверно б, уже не болел темнотой никогда! Не презрение, а прозрение Ты дала мне, Россия, печальному. Как отвар из целебных кореньев - Каждый вздох на земле измочаленной. В мире есть еще сыновья твои, Эта сила зверьем не замерена! Отстоят тебя, как в былые дни – Будь уверена, будь уверена! 1985
Т.Н.Дашкевич
- 